Либидисси - [24]

Моя первая попытка получить из автомата прописанную порцию пилюль закончилась обидной промашкой. Я=Шпайк не заметил, что под патрубком нет никакой плошки. Таблетки, капсулы и драже рассыпались по полу приемной. Долго ползал тогда я=Шпайк, собирая их вокруг и между ног молча ожидавших своей очереди пациентов со стажем, которые и не подумали предупредить меня, новичка, но если бы сегодня к стеклянному шару впервые подошел какой-нибудь другой человек, держа между большим и указательным пальцами серебряный доллар, моя осведомленность тоже, не говоря ни слова, обреталась бы среди осведомленных — и не избавила бы дебютанта от такого же ощущения досадной оплошности.

13. Неспешность

Ты первым ответил на приветствие доктора Линча Зиналли, подав ему руку, но твои пальцы сразу же исчезли в его мускулистой лапе с густым волосяным покровом. Хватка была сухой и жесткой. Зиналли выпустил наши руки из своей лишь после того, как немного притянул каждого из нас к себе и обвел пристальным взглядом светлых, серых, как камень, глаз, будто собираясь уже ставить диагноз. Мы представились, назвав имена и профессию, и ожидали вопросов о цели нашего приезда. Однако доктор Зиналли не стал притворяться, выказывая интерес к коллегам. Задачи Чрезвычайного фонда помощи детям были ему столь же безразличны, как и планы молодых австрийских офтальмологов. Про указ городских властей об обязательном обследовании всех приезжих иностранцев на предмет наличия у них признаков мау он еще не знал. Покачивая головой, читал буклет, который мы положили перед ним, и между делом процитировал поговорку, уже слышанную нами от Фредди, правда, по другому поводу: Во дворце султана евнухи склоняются даже перед ветрами их спящего господина. Затем Зиналли велел нам раздеться; вскоре мы сидели голыми, рядышком друг с другом, на кожаной кушетке и, состроив серьезные мины, терпеливо сносили свершавшиеся над нами странные манипуляции.

Огромные руки врача начали обследовать наши черепа, с ласковой силой проходились по затылкам, осторожно ощупывали виски, скуловые кости и челюсти, в то время как сам Зиналли, словно желая не дать нам заскучать, рассказывал о мау. Осмелюсь утверждать, заметил он, что одним из первых обратил внимание на то, как болезнь стала приобретать характер эпидемии. Среди его пациентов был итальянский фоторепортер, который с давних пор проводил лето в городе и, будучи, так сказать, придворным фотографом местной художественной элиты, немало способствовал тому, что богатство и экстравагантное поведение этих людей получили международную известность. Так вот, журналист пришел как-то к нему в клинику с жалобами на недомогание, типичное для ранней стадии болезни. May всегда проявляется сначала в правой половине тела, обычно с несущественными симптомами в конечностях. Или маленький палец правой ноги становится холодным на ощупь, или, с каждым разом на все более длительное время, онемевает кончик правого мизинца, пока окончательно не потеряет чувствительность. Одновременно появляются легкие нарушения подвижности левого глазного яблока, глаз вдруг начинает едва заметно косить, веко подергивается или порой свисает, пока не обвиснет совсем. Это незначительные дефекты, почти не стесняющие заболевшего в повседневной жизни, однако их совокупность свидетельствует о серьезных сбоях в деятельности нервной системы.

Ты спросил, когда именно разразилась эпидемия и как она протекает, и Зиналли посетовал на никудышную организацию учета инфицированных и умерших. Вопреки расхожему мнению, он убежден, что в таких масштабах эта болезнь свирепствует не впервые. Местные врачи старшего поколения, состоявшие на службе у Иноземной державы, рассказывают о двух вспышках, массового заболевания, предшествовавших нынешней волне. По распоряжению тогдашнего руководства в архиве Центральной больницы была организована секретная часть для хранения соответствующей документации. Даже с помощью простейшей картотеки удалось доказать тождественность протекания болезни у разных пациентов и безуспешность традиционных методов лечения. После того как случаю было угодно свести в могилу сначала военного коменданта города, а затем, в том же году, его преемника на этом посту — они умерли в схожих конвульсиях, — покойников стали фотографировать. Все документы снабдили номерами, что свидетельствовало об их важности и секретности, а затем, незадолго до Революции, перенесли весь материал из архива Центральной больницы во Дворец Народной безопасности. В дни, названные Фиалковыми, это здание, где размещались спецслужбы, военная полиция и телецентр всего региона, взяли штурмом гахисты. Начальник управления разведки и контрразведки — отпрыск старинного рода, брошенный военными Иноземной державы на произвол судьбы, — забаррикадировался со своими сторонниками на верхних этажах здания. Лишь после боя, длившегося три дня и три ночи — сражались врукопашную, за каждый кабинет, — его труп с венком из белых горных фиалок вокруг шеи был сброшен с крыши дворца и под клики ликующей толпы упал на мостовую, усеянную папками с делами ликвидированного учреждения.