Либерализм: взгляд из литературы - [67]

3. Что же касается литературы не как области, а как ценности, здесь все обстоит существенно иначе. Во-первых, в мировой литературе достижения так называемых реакционеров отнюдь не меньше достижений «революционеров». Что же касается литературной критики (если это не публицистика, т. е. пропаганда, а именно критика – работающая со смыслами и формой литературных высказываний), то для меня лично вопрос, каких общественно-политических убеждений придерживается критик, имеет значение, может, немногим большее, чем левша он или правша. Критерий один: и то, как он пишет, и то, о чем он пишет (в меньшей мере), должно быть талантливо. Талантливые произведения всегда умнее и глубже собственных авторов. Другой вопрос: где их столько взять? При том что холопья психология сужает и блокирует саму возможность их появления. Талант в отличие от способностей по определению обязан и может быть только неконформистским, точнее, внутренне, органически свободолюбивым. Остальное – позорное ремесло надсмотрщиков или нахлебников. Не поклоняющимся «кесарю» настоящим почвенником на моей памяти был только покойный Панченко. У него были острая мысль, чувство слова и кругозор. А охотнорядцев, велеречивых и дремучих, крикливых люмпенов, как, впрочем, и либеральных попугаев, я просто не в состоянии читать – смысла не вижу.

4. Теоретически такое поле есть – это квалифицированная критика, умеющая приподниматься (не отказываться, только приподниматься) над своими партийными, тусовочными и меркантильными интересами. Жизненно необходимо и, увы, пока невозможно в России издание типа нью-йоркских книжных обозрений (я не идеализирую, а имею в виду лишь их профессионализм и авторитет). Пока же толстожурнальная литература, несмотря на все премии, по-прежнему сама себя воспроизводит, обслуживает и потребляет. Ее критика все так же неповоротлива, дискурс выглядит архаичным, а аудитория продолжает сужаться. Книгоиздатели с успехом подменяют критику назойливым, но малоэффективным пиаром. Выходят сегодня несколько тонких журналов книжных рецензий – но только для гуманитариев-интеллектуалов и мизерным тиражом. Информацию о книгах и авторах стало удобнее всего получать в Интернете: она оперативна, разнообразна, – но очень неравноценна, от нее устаешь. Поэтому ориентирами для читателей служат несколько сетевых изданий и сайтов с более или менее устойчивой репутацией, а также аннотации в массовой бумажной периодике, почти повсеместно вытеснившие жанр книжных рецензий. С некоторым люфтом доверия с их рекомендациями все же считаются. Под Новый год в Москве можно было наблюдать картину: когда глянцевые журналы подводят итоги года, москвичи, вооружась ими, едут в магазины и строго по списку скупают рекомендованные CD, видеокассеты – и книги в том числе. Времени за всем уследить не хватает, а так достаточно высока вероятность выловить нечто стоящее. Поэтому и нужен «непопсовый» массовый журнал, хорошо финансируемый (чтобы привлечь лучшие перья) и независимый от издательского бизнеса, пишущий только о книгах и книжно-литературных событиях, насколько возможно – кратко и внятно. Мне говорили, что во Francfurter Algemeine какой-то отдел отдан «правым», какой-то «левым», что не мешает ей быть лучшей немецкой газетой. У нас такое пока невозможно (в «НГ-Ex libris» попытались – и получили нынешний маразм), но надо мечтать.

Олег Клинг:

1. То, что для части современных критиков (и не только нового призыва) слова «либерал» и производные от него стали употребляться в негативном, бранном контексте, происходит в русской литературе и критике и, естественно, в русском обществе не впервые. В общественной и литературной ситуации 1860-х годов было нечто сходное. Уже тогда в размежевании радикалов и либералов, с одной стороны, и либералов и консерваторов – с другой, в сознании русской интеллигенции слово «либерал» стало и негативным, и бранным. Причем это исходило не только от радикалов (Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, многих других, которые заполняли многочисленные страницы критики и публицистики в толстых журналах), но и от писателей, не принимавших радикальные воззрения. Пародия на либеральные идеи и стиль жизни – Павел Петрович Кирсанов в «Отцах и детях» И. С. Тургенева (другое дело – Николай Петрович Кирсанов, близкий автору). Но даже Л. Н. Толстой, разорвавший с радикальным «Современником» после прихода туда Чернышевского (он называл его идеи мертвечиной), не менее пародийно по сравнению с Тургеневым изобразил одного из первых проводников либеральных доктрин в России, который оказался при власти, – М. М. Сперанского. Даже восхищенный своим новым Наполеоном Андрей Болконский так воспринимает Сперанского: «…спокойствие и самоуверенность неловких и тупых движений», «…твердый и вместе с тем мягкий взгляд полузакрытых и несколько влажных глаз», к тому же «…руки… необыкновенно пухлые, нежные и белые». Дальше больше: «…холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд…». Последняя ступень разочарования – после встречи с Наташей Ростовой: «Все, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно».