Либерализм: взгляд из литературы - [63]

Поколенческое противостояние? Разумеется! Отцы ели виноград прав человека, демократии, либеральных ценностей, значит, мы хлопнем пива истинных почвокорневых традиций. Здесь опять-таки некая сложность с терминами. Что такое неоконсерваторы? Что они хотят законсервировать? Позднесоветское общество? Но это странное, извращенное желание для консерватора. Истинно русское, православное общество? Но для того чтобы его восстановить, такую надо проделать архиреволюционную работу… Мне, по крайней мере, так кажется.

(Если говорить о неоконсерваторах в их позднесоветском изводе, то штука здесь состоит в том, что многие из этих неоконсерваторов очень молодые люди. Они выросли в окаянном, трансформирующемся обществе и просто не могут себе представить, что какие-то вещи отсутствовали в благословенном консервативном советском обществе. Они свыклись с чем-то и не в состоянии себе представить, что этого чего-то может не быть. Пива, например. Табличка «Пива нет». Пей ситро.)

Извините, опять занесло… Компрометация либеральных идей? Да! И в идейном плане это, может быть, самое главное, самое закономерное, самое парадоксальное и непреодолимое. Ее и не могло не произойти в обществе, отвергающем революцию, разоблачающем революцию, отталкивающемся от революции. Парадокс в том, что в этом самом обществе как раз и происходила революция! Еще один парадокс в том, что неоконсерваторы в немалом своем числе как раз и обращаются к тому обществу, что было создано революцией, – к позднесоветскому обществу. Но для распутывания этих парадоксов моих знаний положительно не хватает.

2. Между вашим утверждением и вопросом есть некое зияние, некая нестыковочка. Вы пишете: «…наступила пауза, период деидеологизации». И добавляете: «Почему возникло новое идеологическое размежевание?» Но в «паузе, периоде деидеологизации» нет никакого «идеологического размежевания» – ни нового, ни старого. Если бы вы спросили, окончился ли период деидеологизации, возникло ли новое идеологическое противостояние? – вот тогда бы я призадумался и ответил: наверное, нет. Наверное, не возникло. Может быть, оно не возникло из-за фактической победы неославянофилов при формальной победе неозападников. Современный неославянофил вполне может а la Яков Маякин из великой повести Горького, хмыкнув в бороду, ответить на выхрипнутое признание неозападника: «Ваша взяла!» – «Так ить, всегда возьмет!» Сколько бы ни было великолепных словесных, риторических побед над неославянофилами, верх взяли именно они, хотя формально (повторюсь) неозападники награждены всеми атрибутами победителя. О чем тогда спорить, как размежевываться?

3. Не понимаю вопроса. Просто не понимаю. Что такое «радикальный проект»? Кто его составляет? Дмитрий Пригов, Владимир Сорокин, Виктор Ерофеев, Эдуард Лимонов, Илья Стогоff? Кто составляет «консервативный проект»? Валентин Распутин, Александр Проханов, Павел Крусанов, Хольм ван Зайчик? Это – размежевание? Или я неправильно вас понял, неправильно «размежевал». Но ответить, пожалуй, придется: я никак не оцениваю результаты тех или иных литературных проектов, поскольку в литературных вопросах я – номиналист. Мне важен один писатель, одна его работа, роман, повесть. Я оцениваю не проекты, а одного-единственного писателя и один-единственный его текст. Вкусовщина, что поделаешь! Нравится «Лошадиный суп» Сорокина и его же «Машина» и не нравится его «Лед». Нравится «Евразийская симфония» Хольма ван Зайчика и не нравится «Укус ангела» Крусанова. Почему? Для этого надобно писать (в каждом отдельном случае) статьи. Другое дело, если речь пойдет о массовой литературе. Вот здесь то, что можно назвать «консервативным проектом», в самом деле побеждает. «Либералы» и «радикалы» в массовой российской литературе не приживаются, за исключением разве что Б. Акунина, да и тот… В массовой российской литературе (сколько я могу судить) – воздух для «отмороженных консерваторов». Все то же: слабость либеральной традиции в России.

4. Снова не понимаю вопроса, но безоглядно и нагло на него отвечаю. По-моему, единое поле действия литературной критики существует – это литература. Описать его я не решусь по понятной, право же, причине.

Евгений Ермолин:

1. Свобода в России с ее рисками и тревогой потеряла прелесть новизны, приелась. Сегодня она почти никому не нужна. Вот в чем, я думаю, дело. Свобода как ценность, как практика, как выбор не имеет кредита ни у российских элит, ни у массы. Они не понимают ее ценности, а часто видят в ней что-то опасное и вредное. Свободе люди стали предпочитать иллюзии «покоя», «стабильности», «сильного государства», «управляемой демократии», «справедливости»… Они стали жить зажиточнее и благополучнее, но это не научило их любить свободу именно и только за то, что она есть.

Когда общество духовно деградировало, впало в детскую бессознательность и безответственность, погрузилось в инфантильные грезы, – попутно выродились и представления о либерализме и консерватизме. Либерал воспринимается теперь как космополит, эгоист, гедонист и попуститель. Консерватор же истолкован как этатист, ура-патриот и неосоветский реваншист. Ничуть не удивительно, что такое настроение пришло и в критику, в литературную журналистику.