Лиан - [4]

— Да, это он. Я когда-нибудь тебе Боксёра покажу, он у меня на нескольких майках. Моя любимая — это где он зелёный и улыбается.

— Зелёный?

— Ну, майка зелёная. А боксёр — нормальный, только у него лицо глупое и он улыбается. Это он только считает, что он крутой, а на самом деле его даже уборщица…

— Внимание! — раздался голос из динамиков. Все первокурсники дружно повернули головы в сторону говорящего. Это оказался высокий широкий мужчина в чёрном пиджаке и полосатом галстуке, представительный и грозный. Юнэми, а, возможно, и туранэ.

— Внимание, уважаемые студенты! — повторил он. — Я — Элáйт Каварáн, декан факультета изобразительного искусства Адивского юнэмирситета, — ага, всё-таки туранэ, из высших, потому что фамилия заканчивается на — ан. — Поздравляю всех и приветствую на нашем факультете!

Я не вслушивался в его слова. Ну да, поступил, теперь учиться буду пять лет. Чего так радоваться, деньги-то за обучение я не плачу. Вы же, товарищ, туранэ, вас только деньги волнуют, а тут ими и не пахнет. Вот академии — да, если я туда отправлюсь, придётся раскошеливаться. Но их всего три в Иерархии, и отделения мультипликации там нет, так что с чего бы мне туда идти? Вот так-то, товарищ… как вас там? Элайт Каваран!

Моя настоящая фамилия — Кансáу, окончание — ау указывает на принадлежность к кауру. Но в паспорте стоит Кансáми, что подчёркивает моё юнэмическое происхождение. Вот так я всех обманул.

Речь завершилась довольно быстро, и вскоре какая-то женщина начала перечислять все фамилии и объявлять, кто в какую группу зачислен. Я, а также Иана с Асой, оказались в восьмой, что меня несказанно обрадовало: восемь — моя любимая цифра. Также я сделал вывод, что люди всё-таки чуть-чуть верят в богов, потому что парней с именем Ольт оказалось пятнадцать, а Юнэм — аж двадцать девять. Даже девушка Исита оказалась, правда, всего одна. Но боги ещё не умерли в наших сердцах…

— Чтоб мне провалиться, это Лиан! — расслышал я голос где-то за спиной. Слушание было окончено, и все потихоньку расходились. Я, не оборачиваясь и стараясь держаться спиной к тому месту, откуда услышал голос, стал продвигаться к выходу.

— Лиан! Увидимся в понедельник! — крикнула мне вслед Иана. Я помахал ей рукой и скрылся. Проклятье! Зачем она назвала меня по имени? И чей это был голос?

****

Я перешёл дорогу и вступил в к-сектор. Здесь стояли небольшие частные домики, окружённые огородами. Правда, сейчас вся земля была засыпана снегом, и никаких полевых работ не велось, но месяца через два они опять начнутся. Кауру все живут в частных домах, квартиры им не дают. Чтобы трудились на участках и не забывали, что они — всего лишь рабочая сила. Юнэми презрительно называли кауру «курицами гнилыми», а если не гнилыми, то любыми, но с таким же смыслом. Иситы смотрели свысока на всех, могли найти управу даже на туранэ, потому как были щупальцами власти, которые есть всегда и везде и всё видят. Между туранэ и юнэми была вроде как холодная дружба. Их сложно было разделить на высшую и низшую касты: одни — творческие люди, их ещё называли средним классом, другие — бизнесмены, банкиры, юристы… те, кто близок к финансовым потокам и законам. Туранэ были очень умными, никогда не упускали мелочей и поэтому всегда оказывались на высоте, за счёт чего их и считали выше юнэми. К самим юнэми они относились снисходительно, но без презрения. В ответ их уважали, а некоторые испытывали зависть. А вот что сказать об ольто… их всего восемь человек, которых мало кто вообще видел. Я иногда сомневался в их существовании, потому что не мог убедиться в нём сам, но если они и были, то они не так уж плохи. Говорят, они даже издали пару законов, чтобы дать больше свободы кауру, и сейчас рассматривают законопроект, который призван позволить низшей касте селиться в многоквартирных домах. Но я не был в этом уверен, так как о политической ситуации в стране знал весьма немного. Да меня это и не касалось — я вообще живу своей маленькой жизнью, которая крутится только возле меня.

Конечно, можно было обойти к-сектор по периметру, но я пошёл напрямик, по ухабистым, залитым плохим асфальтом улочкам. Я не боялся, что кауру увидят парня-юнэми и начнут его колотить. То есть с любым другим они наверняка так бы и поступили, но не со мной. Во всяком случае, не в этом секторе.

К-сектор был на краю города, а мой многоэтажный дом, к которому я направлялся — и того дальше, возле леса. Я шагал по загибающейся влево улочке и смотрел по сторонам. Вот дом, где когда-то жил Ситтин, в детстве мы были в одной компании и частенько поколачивали ребят юнэми. Сейчас Ситтин живёт в другом городе, и, надеюсь, счастлив. О, а вот дом доброй тётушки Танайи, которая всегда помогала мне пришивать на одежду логотипы. Когда я уже переехал в свою квартиру, и мне были позволены вольности в одежде, которые были недоступны ранее, я придумал пришивать на неё свои рисунки. Приносил в салон диск, а оттуда уносил рисунки на материи. И эти кусочки к моей одежде пришивала тётя Танайя, потому что я, уж извините, шить ни капельки не умею. Не мой профиль.

А вот и он, гнилой забор. За ним стоит одноэтажный деревянный дом, не покрытый ни краской, ни пропиткой, и оттого почерневший. Сейчас он, возможно, кому-то и принадлежит, но раньше в нём жил я. Жил не тужил лет до шестнадцати, даже очень весело жил, отчего и разнеслась по окрестностям весть о загадочном Лиане (кстати, иногда я слышу о нём такое, что даже самому страшновато). А потом, когда мне исполнилось шестнадцать (я точно помню, это было на второй день после дня рождения), пришли какие-то люди, и так я попал в преступный мир. Мне там не понравилось. Совсем. Впрочем, не хочется об этом вспоминать. Я начал новую жизнь (правда, жаль, что только в двадцать один год), и сейчас стараюсь нести в мир добро. Портит мои великие планы лишь эта злосчастная преследующая меня слава.