Лгунья - [54]

Шрифт
Интервал

Нелли слушала — и не слышала Фонтранжа. Она слышала легенду о собственных горестях, поведанную им:

— И тогда Реджинальд пропал, и Нелли принялась его ждать. Она ждала каждую минуту, каждую секунду. Ждала даже в такое время, в таких местах, где Реджинальд никогда не бывал. Она ждала его на заре, когда уборщики вывозят мусор, ждала у портнихи, у модистки, у китайца, что делал ей педикюр, у себя в ванной… Если она шла на вокзал, то ждала его с каждым прибывающим поездом. Ждала, когда ветер сотрясал ставни. Ждала, когда кролик перебегал ей дорогу. Но Реджинальд так и не появился. Она не ждала его с телефонным звонком, с телеграммой, с приходом почтальона. Но когда с небес низвергался шумный ливень, когда солнце нестерпимо блестело и жгло, вот тогда она его ждала… Ничто в мире не походило на Реджинальда, и все напоминало о нем. Все дышало присутствием Реджинальда в глухом, неумолимом отсутствии. Он превратился не только в ее любимую лошадку Тамар, он превратился во все, что привлекало к себе взгляд, достигало слуха, мгновенно обретало вкус, когда она ела. Она знала все места, где он бывает, где его можно застать и увидеть, но избегала их, ибо искать не означает ждать. Она пила — и внезапно замирала со стаканом в руке: она ждала его. Встречала нищего на улице — и ждала его. Всякий ее день походил на неубранную, забытую постель. Она ждала его. Когда часы вызванивали время, ей казалось, что наступил урочный миг, и она вздрагивала от ожидания. Она больше не играла, не читала, не плавала — она ждала. Иногда она ждала, как ждет новобрачная, — одеваясь, украшая себя к венцу; она как-то даже купила себе флер-д’оранж. А иногда, как жена рыбака — упорно, немо, отчаянно, почти готовая вознести молитву Господу, поставить свечку в церкви. Иногда — как грешница, несчастная и униженная, истерзанная плотскими искушениями. А иногда — как обманутая жена, ожидающая мужа, чтобы упрекнуть его в измене… Но она никогда не плакала. Только не это, — она не унизится ни до жалоб, ни до поисков, ни до слез.

Вот что говорил ей, без слов, Фонтранж. Он говорил все это, с бесконечным участием глядя в лицо Нелли — улыбающееся и такое скорбное лицо, словно самый воздух вокруг был насыщен слезами, пролившимися на Нелли.

Глава тринадцатая

Нелли раздумывала о том, какой вред она причинит Фонтранжу, побудив его жениться на ней. Ибо вот уже несколько дней, как ей стало ясно: она завлекает Фонтранжа в ловушку. Странно, — та осторожность, с которой она избегала слишком пылкой привязанности других мужчин, страх, что кто-нибудь из них вдруг попросит ее руки, столь острый, что, когда на это осмелился Гастон, она чуть не вскрикнула от ужаса, все это исчезало в присутствии Фонтранжа. Нелли упорно доискивалась, не новый ли это обман с ее стороны, не пытается ли она войти в доверие к Фонтранжу с помощью лжи, приукрашивающей прошлую ложь, не скрываются ли за ее красивыми фантазиями самые вульгарные матримониальные уловки. Она искала объяснений в своем прошлом, но обнаружила обратное: она была прискорбно правдивой именно в детстве, когда другие школьницы пускались на выдумки; расчетливой и приземленной, когда восторженные пансионерки фантазировали вовсю, создавая для себя иной, волшебный мир. Она же, до встречи с Реджинальдом, не создала ровно ничего. Ее куклы всегда оставались только куклами. Люди на картинах никогда не сходили к ней с холста. Даже в болезни, объятая жаром, Нелли неизменно видела над собою лишь гладкий белый потолок, и цветы на обоях не увядали и не распускались.

Она завидовала Люлю: в одиннадцать лет та завела себе воображаемого пса, славного Дика. Он ел и спал вместе с ней. Его нужно было выводить трижды в день. Иногда он убегал, и Люлю рыдала вечером в постели, потому что пес не вернулся. Матери Люлю пришлось смириться с этой выдумкой; чтобы успокоить дочь, она брала Дика с собою на уборку квартир, где он, в зависимости от ее настроения, вел себя хорошо или плохо; летом Дика увозили в Морван — вечный кошмар для Люлю, ибо окрестности кишели гадюками, а пес обожал совать нос в густую траву, охотясь на землероек. Однажды он даже разыскал трюфели. Люлю настолько увлеклась своим придуманным Диком, так бранила его, так любила и ласкала (надо же было как-то оправдать его существование!), что в конце концов Нелли подарила ей настоящего, живого Дика, думая осчастливить девчонку. Но первый Дик не исчез; он был и остался ее кумиром; между воображаемым и живым псами то и дело случались драки и, чтобы разнять их, Люлю приходилось колотить обоих поровну, тем более, было к кому приложить руку, — живой Дик получал за двоих.

А вот Нелли, напротив, всю свою жизнь, до встречи с Реджинальдом, слышала только обычные, реальные голоса, и ни разу в ночном небе или над вершинами гор ей не привиделся дух, не почудился мираж. Потом она узнала Реджинальда. И внезапно ее рационализм обернулся правотою, практичность — добродетелью, эгоизм — душевной чистоплотностью, даже черствость ее превратилась в страдания из-за черствости, а ложь облагородилась, очистилась, сделалась родом красивой фантазии. И неведомый голос, нашептывающий все ее обманы, тоже стал иным… Так что же происходит теперь, когда рядом Фонтранж; неужто она, Нелли, опять изменилась к худшему? Неужто ей снова придется объяснять свои лживые выдумки с помощью новых нагромождений лжи? А, может быть, она любит и Фонтранжа? Или для каждого мужчины, которого ей суждено встретить в жизни, у нее находится своя, особая ложь?


Еще от автора Жан Жироду
Бэлла

ЖИРОДУ́ (Giraudoux), Жан (29.X.1882, Беллак, — 31.I.1944, Париж) — франц. писатель. Род. в семье чиновника. Участвовал в 1-й мировой войне, был ранен. Во время 2-й мировой войны, в период «странной войны» 1939-40 был комиссаром по делам информации при пр-ве Даладье — Лаваля, фактически подготовившем капитуляцию Франции. После прихода к власти Петена демонстративно ушел с гос. службы. Ж. начал печататься в 1904.


Безумная из Шайо

«Безумная из Шайо» написана в годы Второй мировой войны, во время оккупации Франции немецкими войсками. В центре сюжета – дельцы, разрабатывающие план фактического уничтожения Парижа: они хотят разведывать в городе нефтяные месторождения. Но четыре «безумные» женщины из разных районов решают предотвратить это, заманив олигархов в канализационные тоннели.


Эглантина

Жан Жироду — классик французской литературы (1882–1944), автор более 30 произведений разных жанров, блестящий стилист, зоркий, остроумный наблюдатель, парадоксальный мыслитель. В России Жироду более известен как драматург — шесть его пьес были опубликованы. Роман «Эглантина» входит в своеобразную четырехтомную семейную хронику, посвященную знатной семье Фонтранжей, их друзьям и знакомым. Один из этих романов — «Лгунья» — опубликован издательством «МИК» в 1994 г. В «Эглантине» речь идет о событиях, которые предшествовали описанным в «Лгунье». На русском языке произведение публикуется впервые.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.