Лгунья - [59]

— Ты сегодня какая-то тихая, Мари-Кристин, — сказал дядя Ксавьер, сжимая мне руку.

— Как вы съездили в больницу? — спросила я. Ответа на этот вопрос я больше всего ждала и боялась.

Он презрительно фыркнул.

— Пустая трата времени. Я что, похож на больного? — Он широко раскинул руки, предлагая сидящим за столом самим оценить его цветущий вид. — Похоже, что меня надо срочно класть в больницу? Дураки они все, эти врачи. Ни черта не смыслят.

Гастон — у меня язык не поворачивался называть его «дядя Гастон» после всех этих глубоко интимных и изысканных вещей, которые я с ним проделывала в высокой траве утеса — Гастон посмотрел мне прямо в глаза.

— Рад тебя снова видеть, Крис, — сказал он. Его английский был таким же беглым, как у Селесты. — Давненько мы не встречались. С год, наверное.

Я подняла на него остекленевший взгляд. Реальность стремительно теряла всякий смысл. Что теперь происходит?

— Я не помню, — услышала я свой голос.

— Ты тогда как раз вернулась из очередной поездки.

— Правда? — равнодушно сказала я. — Не припоминаю.

— И мы с тобой обедали в том итальянском ресторанчике. Как он назывался-то?

Мне стало ясно, что он задумал. Он намеренно кидает мне мяч, надеясь, что я потеряю равновесие. Он втянул щеки и застучал пальцами по столу, делая вид, что старается вспомнить. Но я не позволю мужчине, даже такому, от которого у меня слабеют коленки, играть со мной в такие игры.

— «Россини», — сказала я. Первое итальянское имя, пришедшее на ум.

Он громко расхохотался.

— «Россини», ну конечно же, «Россини».

— На Эдвард-роуд, — ледяным тоном импровизировала я.

— В «Россини» отменно готовят рыбу, — сказал он. — Ну ладно, расскажи мне, какие перспективы в мире кофейного бизнеса, Крис?

— Да все такие же, — сказала я. Хочешь в игры играть — ради бога. Я тоже недурно играю.

— Ты отлично выглядишь, небось, оттого что преуспеваешь?

— Глупости, — сказал дядя Ксавьер. — Это все солнце, питание и отдых. Поэтому у неё такой здоровый вид.

— Ксавьер сказал, тебе повезло, едва на тот свет не отправилась, сказал Гастон.

— Мы её даже не узнали, когда она приехала, — сказала Селеста.

— Я узнала, — возразила преданная Франсуаза.

Дядя Ксавьер рассмеялся.

— Узнали, узнали. Не говори ерунды.

Селеста шлепнула Бригама по руке.

— Хочешь хлеба — попроси, — рявкнула она. Он заплакал. Дети ужасно устали. Зоя клевала носом, уткнувшись в плечо Франсуазы.

— Отведи детей наверх, Селеста, — сказала Tante Матильда.

Франсуаза сделала движение встать.

— Я отведу, — сказала она.

Не успев подумать, я сказала:

— Сядь. Ты не доела.

— Да нет, почему, — вспыхнув, упрямо сказала Франсуаза. — Я с удовольствием. Правда.

— Сядь и доешь сыр.

Селеста сказала:

— Зря ты вмешиваешься, Мари-Кристин.

— Это твои дети, — гнула я свое. — Сама их и укладывай.

Дядя Ксавьер даже закашлялся от смеха. Я слишком далеко зашла, подумала я. Меня переполняло чувство опасной самоуверенности. Хмурая Селеста с побагровевшей шеей рывком отодвинула стул.

— Давайте быстрей и поцелуйте на ночь Grandmaman[92], - сказала она.

Двое мальчиков послушно подставили щеки для поцелуя и вышли из кухни. Я взяла на руки уснувшую Зою и вручила её Селесте. Мы избегали смотреть друг другу в глаза.

Когда они ушли, Франсуаза сказала полушепотом:

— Да я же и вправду не возражаю. Мне нравится их укладывать.

— Чушь, — сказала Tante Матильда. — Мари-Кристин абсолютно права. Она произносила мое имя, странно запинаясь, как будто в середине стояла запятая. — Доедай сыр.

Франсуаза села.

Дядя Ксавьер прямо задыхался от хохота.

— Вот видишь, — сказал он Гастону. — У неё язычок острый, как бритва.

Потом, когда мы убирали со стола, Tante Матильда спросила Гастона, надолго ли он приехал.

— Ну, — сказал он, — у меня увольнение до вечера четверга. Я не вижу смысла тащиться в такую даль, в Париж, на пять с половиной дней, так что…

— Жаль, — сказала я. Я до сих пор не имела представления, что происходит, однако шла по проволоке с переполняющей меня уверенностью, как пьяная. — Очень жаль. Значит, мы оба пропустим праздник в следующую субботу.

— О чем это ты? — грозно спросил дядя Ксавьер. — Даже не думай. Ты никуда не поедешь, пока полностью не поправишься.

Гастон поймал мой взгляд. Потянувшись через стол за доской для сыра, я случайно задела его. Наши обнаженные руки коснулись друг друга. Я отпрыгнула, как будто меня ударило током.

Мне стыдно писать о любви. Я очень мало о ней знаю, я в этом деле новичок. Честно говоря, я вообще понятия не имею, что это такое, как это бывает, то ли это плод воображения каждого человека, то ли всеобщее заблуждение, основанное на мечте человечества. Я не знаю о ней самых элементарных вещей.

У меня, конечно, с самого начала наблюдались все классические симптомы. Я не могла есть. Не могла спать. Лежала с раскрытыми глазами, ворочалась и ерзала, словно у меня горошина под периной. Я задыхалась от жары, хотя раньше засыпала и в худших условиях. А ведь до этого прекрасно спала. Ночи без сновидений были легкими, освежающими. Просыпалась каждое утро со светлой головой, бодрая и энергичная.

Как же так, скажете вы, да ведь этот человек в любой момент мог тебя заложить. Ваша правда. Не понимаю, почему он до сих пор этого не сделал. Но физические симптомы, которые я первоначально приняла за признаки паники дрожание под ребрами, влажные ладони, сухость в горле — могли запросто быть симптомами чего-то иного, и это более вероятно.