Лгунья - [28]

— Voila[58] — Ле Кос, — сказал он, приглашая меня насладиться местными видами.

— Невероятно, — сказала я. Затем, на случай, если этого недостаточно, повторила: — Совершенно невероятно.

— Другой такой страны нет в мире, — сказал он. Вот уж действительно. Ничего похожего я не видела, и не испытывала желания увидеть. Во все стороны простирались бесконечные мили пустыни и исчезали в далеком синем мареве.

— С этой стороны река, — сказал дядя Ксавьер. — И с той река. Джордж, — добавил он, вероятно, считая, что я понимаю, о чем идет речь. Для меня это был пустой звук. Окружающие ландшафты излучали недружелюбие.

«Рено» покатил дальше. Посреди беспорядочно раскинувшейся деревушки мы повернули налево по дороге, перепачканной глиной и соломой. На перекрестке стоял выгоревший голубой знак с надписью: Шато де Что-то Там.

— Почти дома, — сказал дядя Ксавьер, и я вдруг занервничала. Пересохло во рту. Я начала внимательнее присматриваться к домам, мимо которых мы проезжали. Сперва на глаза попалась полуразвалившаяся ферма. Ставни почти сгнили и болтались на петлях; прямо перед открытой задней дверью — навозная куча. Но неподалеку в поле стояла новенькая бетонная сельскохозяйственная постройка, так что, возможно, здесь жили не совсем бедняки. Посреди двора с потрескавшейся на солнце грязью на стуле сидел старик. Он взмахнул палкой в знак приветствия, вспугнув гусей и возмущенных кур. А может, это была угроза, а не приветствие. Трудно сказать. Две злобные на вид собаки спали в тени чахлого грецкого ореха. Дядя Ксавьер посигналил и поехал дальше. Я вздохнула с облегчением. Впереди показалась маленькая аккуратная ферма, каменный дом угнездился среди любовно ухоженных, ровных посадок табака и винограда. Я была убеждена, что мы приехали. Но вместо того, чтобы притормозить, дядя Ксавьер прибавил газу. Мы быстро катили с горы. Дорога без предупреждения резко свернула направо.

— Река, — сказал дядя Ксавьер. — Вон там.

Внизу, в сотнях футов от нас между высокими берегами извивалась зеленая змейка воды.

— Un grand spectacle, uh?[59] — спросил дядя Ксавьер. — Этого ты тоже, небось, не помнишь?

— Ровным счетом ничего не помню, — призналась я.

Он заложил крутой вираж — слишком скоростной и опасный. На другой стороне дороги высилась каменная стена утеса. Я про себя молилась, чтобы нам не попался встречный транспорт. В паре сотен ярдов после очередного линялого знака «Site Historique»[60] дядя Ксавьер свернул влево, на узкую каменистую тропу, ведущую, казалось, прямо к обрыву. Кусты и хилые побеги черной смородины торчали из трещин в камне. Прыснули во все стороны ящерицы. Небо лило на наши головы темную, тяжелую синеву. Тропа резко свернула, и глазам внезапно открылся огромный природный амфитеатр, в центре которого, словно высеченный в скале, возвышался натуральный замок, топорща серые башенки в виде солонок.

— Alors. Nous sommes la,[61] — сказал дядя Ксавьер.

— Это оно? — ошалело спросила я.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Конечно, оно самое. А чего ты ожидала?

— Только не этого, — я была поражена. Высокие, изящные башни поднимались из скал, и над ними нависали великолепные естественные колонны и ниши, вырезанные в камне временем и ветрами.

— Я забыла, — сказала я: попытка срочно восстановить нанесенный моральный ущерб, — совсем забыла, насколько он великолепен.

Он скромно пожал плечами, будто я говорила не о замке, а о нем самом.

Чем ближе мы подъезжали, тем огромней и прекрасней становился замок.

— Здесь новая автостоянка, — сказал дядя Ксавьер, явно для того, чтобы я пришла в восхищение, что я и сделала, хотя кроме широченной, усыпанной гравием площадки, залитой жгучим солнцем, ничего примечательного не увидела. — В прошлом году построили. Здесь будет намного лучше, когда подрастут деревья. — Я разглядела несколько сомнительных, чахлых, изнывающих от жажды побегов. — Мы можем принять от пяти до шести десятков машин, — добавил он с гордостью.

— У вас бывает столько посетителей? — спросила я.

— Пока не бывало, — сказал он. — Не все сразу. Но в этот году, кто знает, может статься…

Перед нами была стена с бойницами, сильно смахивающая на театральный занавес. Дядя Ксавьер въехал в готическую арку, миновал маленькую будку у ворот, на стене которой были вывешены правила посещения замка: «Visities Guidees, tous les apres-midis»[62]. Дорожка, покрытая гравием, бежала между высохшими, запущенными клумбами и сворачивала, так что главный средневековый замок немного переместился вправо, а впереди показалось сооружение поменьше — gentilhommerie[63], скрытое стеной от глаз посетителей, — осыпающееся, но пышное и элегантное крыло в стиле Ренессанса. Кто-то совершил вялую попытку посадить под окнами цветы. У крыльца валялся трехколесный велосипед и потрепанные пластмассовые игрушки.

Машина резко затормозила, взвихрив гравий и едва не врезавшись в велосипед.

— Дома, — сказал дядя Ксавьер. Я спросила себя: ну как, нервничаешь? Стало ясно, что я собираюсь продолжать в том же духе, позволить себе плыть по течению. Во рту у меня пересохло, а ладони и белье были влажными от пота, но возможно, это просто из-за жары. Я стояла на гравии у крыльца, глядя вверх на круглые башенки-солонки, сверкающие на солнце чеканным серебром, и вдруг рассмеялась.