Лгуны или фантазеры. Правда о детской лжи - [68]

В качестве примера лжесвидетельства Грин приводит историю Энди Б., которого подговорила действовать подобным образом его мнительная мать:

«Когда Энди видели в обществе его отца, он был весел, вел себя раскованно и проявлял к нему любовь, и было заметно, что ему нравится, что они вместе. А когда были рядом оба родителя, он злился на отца и демонстрировал свое враждебное отношение к нему. Он пытался унизить отца, нарисовав его изображение с огромным пенисом в состоянии эрекции, и рассказал мне, что они с папой играли с пенисами друг друга, раздевшись догола. Во время этого эмоционального рассказа Энди постоянно поглядывал на мать, чтобы убедиться, что у нее на лице появляется одобрительное выражение» [16].

В судах Калифорнии, которые выступают в качестве флагманов процессуальных реформ, отказались от практики учитывать мнение экспертов о том, наблюдаются ли в поведении ребенка признаки «синдрома малолетней жертвы сексуальных домогательств». Они следуют так называемому правилу Келли Фрай: свидетельства, построенные на «новейших научных открытиях», неприменимы, если нет доказательств, что они признаны научным сообществом. В деле трехлетней Сары, дедушка и бабушка которой обратились в суд с заявлением о том, что отчим подверг девочку сексуальному насилию, апелляционный суд принял решение не допускать психолога к участию в судебном разбирательстве, чтобы засвидетельствовать, что у Сары присутствовали признаки «синдрома малолетней жертвы сексуальных домогательств», поскольку существование подобного синдрома не было признано Американской психологической ассоциацией или какой-либо иной профессиональной организацией [17]. Сару вернули в семью матери и отчима.

Однако суды Калифорнии разрешили психиатрам и психологам, выступающим в качестве экспертов, выдавать заключения о свидетельских показаниях детей, которые в противном случае были бы квалифицированы как не относящиеся к делу (заявление с чужих слов), и не дали разрешения свидетельствовать против причинившего детям насилие. В деле Черил X. суд предоставил психологу возможность вынести заключение о показаниях трехлетней девочки, которая сообщила матери, что отец ее совратил. Такие сведения были приняты в качестве исключения по отношению к правилу о заявлении с чужих слов, когда разрешаются утверждения не о причинившем насилие лице, а о состоянии разума жертвы. Суд постановил:

«Хотя рассказ трехлетней жертвы сексуального насилия детскому психиатру о том, что ее совратил отец, не был приемлем в соответствующих судебных процедурах в качестве доказательства факта сексуального насилия со стороны ее отца, показания жертвы были приняты в качестве свидетельских показаний о том, что ребенок верил, что ее отец совершил по отношению к ней насилие, то есть в качестве конкретного доказательства состояния разума жертвы» [18].

В случаях сексуального насилия, где редко бывают свидетели, такое свидетельство от третьих лиц имеет большое значение.

Совершенно очевидно, что судебное производство должно претерпеть изменения, благодаря которым судья сможет опираться на более четкие принципы принятия решений. Ни один родитель не имеет права лжесвидетельствовать по поводу сексуальных домогательств другого родителя ради того, чтобы ограничить его доступ к ребенку, а ребенок всегда должен быть под защитой.

Во-первых, суд по установлению опеки или по делам несовершеннолетних должен иметь полный доступ к процессу сбора фактов и профессиональным собеседованиям, которые проводятся в рамках уголовного расследования. К судье не должны попадать обвинения, по поводу которых не было проведено расследования.

Во-вторых, должны быть ясные указания для экспертов, выступающих в качестве свидетелей (обычно психиатров). Таким экспертам слишком часто поручают выявить обманщика, а это задание выходит за рамки определения «синдрома малолетней жертвы сексуальных домогательств». Поскольку обычно доказательств бывает мало или они совершенно отсутствуют, это наделяет эксперта властью, выходящей за рамки его юридически оправданных полномочий.

Фактически в привлечении психологов и психиатров в качестве экспертов-свидетелей к процессу судопроизводства есть очень много спорных моментов. В недавнем исследовании Фауста и Зискина, опубликованном в журнале Science, утверждается, что «многие исследования доказывают, что точность суждений клиницистов ненамного превосходит суждения обывателей». Например, в одном из исследований было установлено, что старшеклассники могут предсказать, что человек склонен к насилию, с той же степенью точности, что и профессиональные психиатры [19]. Подобное открытие, безусловно, ставит под сомнение способность психиатра точно определить, когда именно ребенок говорит неправду.

С другой стороны, главная цель слушаний в суде по установлению опеки — защитить ребенка, а не отправить под суд преступника. Более расплывчатая трактовка правила о неформальном заявлении потерпевшего с чужих слов позволяет психиатрам и психологам предоставить свидетельство о состоянии рассудка ребенка, чтобы защитить его интересы, потому что он сам за себя постоять не может.