Лезвие осознания - [6]

– Ну… что? Мой благоверный поднимал револьвер и я понимала: выстрелит. Я знаю Гарри давно и вполне могу отличить, когда он выделывается, а когда… Мне стало настолько страшно, мой Боб, что я увидела все это словно в замедленном кино. И это дало мне время. Тихонько нащупала пальцами ноги шнур и выдернула его из розетки. Светильник над нашим ложем… ну, ты ведь помнишь. Затем я бросилась на пол, он выстрелил, пух полетел из подушек и опускался на мои плечи, когда я рванулась к его ногам. Я постаралась как можно сильнее ударить Гарри под коленки (он в это время все палил по кровати) и он упал. Одной рукой я схватила его за горло, другой нащупала подсвечник на туалетном столике, серебристый.

– Помнишь – Сесилия улыбнулась и тусклый огонь сверкнул из-под густо накрашенных ресниц, – как мы с тобою играли с ним?

Я ничего такого не помнил. Впрочем я, могло статься, был просто мертвецки пьяным во время этих любовных игр. Да и вообще мне было, конечно же, не до воспоминаний в эти мгновения.

– Его-то я и опустила на голову Гарри, – продолжала Сесилия. – Он выронил пистолет и кровь его как-то очень быстро пропитала ковер. Я вывезла его труп и бросила ночью в Оклахомское водохранилище. Вот и все. Ну… как? Примешь ли ты меня такой, Боб?

У меня перехватило дыхание. Я только вот в этот миг, вдруг – понял, как мне на самом деле нужна Сесилия! Как мне недоставало ее!.. Или, по крайней мере, мне показалось под пылающим ее взглядом, что будто б я это понял.

Что было дальше?

Череда дней, в которые мы боялись каждой мелькнувшей тени, ожидая, что ко мне придут с обыском. И череда ночей, которые словно бы по ступеням все глубже уводили нас в какой-то перевернутый зыбкий мир, который, как я это понимаю теперь, представлял собой мир безумия .

Нет смысла даже пытаться описывать это все. Я приведу только некоторые фрагменты наших бесед. И этого одного, я думаю, будет уже достаточно, чтобы вы начали понимать, какое именно зло… что именно совершалось в уютной спальне под крышею моего коттеджа.

… – Я не могу отделаться от впечатления, что ты выросла. Знаешь, вот в прямом смысле слова. Как, например, отец обнаруживает, что его юная дочь подросла на дюйм, и к тому же стала куда бойчее, чем раньше.

– Тут будешь побойчее, пожалуй, после того как убьешь! «Попробовала вкус крови», как это бы сказали в каком-нибудь из ветхих вестернов!

Сесилия хихикнула в этот миг, и от ее смешка меня передернуло.

– И, уж конечно, успевший нанести удар первым вырастает в собственных глазах. Верно, Боб? Ведь он же получает свой приз… Ну, что это у тебя стало такое задумчивое лицо? Иди же ко мне… иди!

… – Сесилия! Откуда у тебя эти шрамы? Я их раньше не замечал.

– Шрамы?

– Вот здесь. И здесь. Они почти симметричные.

– Не обращай внимания! Гарри придумал новую сексуальную игру. Тебе бы не понравилось, к сожалению. Обыкновенный садомазохизм, только круче. Ну, почему ты так удивился? Разве же ты не помнишь, какой он был негодяй, этот Гарри? Я рада, что я навсегда покончила с ним. А ты?

Сесилия, вдруг, резко подалась ко мне всем своим телом, так, что левый ее сосок коснулся моего локтя, и заглянула мне в глаза.

– Ты радуешься этому, Боб?

– Не знаю.

Однажды ночью мне приснился кошмар. Я шел по пустынным, гулким, темным и узким улицам, а меня преследовал взгляд. Неотступно направленный мне в затылок, словно револьверное дуло. Я постоянно сворачивал в переулки, в какие-то подворотни. Переходил на бег. Но взгляд этот не оставлял меня… Тогда внезапно мне пришла мысль, которая показалась спасительной. Я резко повернул в сторону и прошел сквозь стену. Во сне это оказалось совсем легко. Теперь-то, возликовал я, между мною и этим взглядом точно стена! И сразу же мой затылок ощутил этот револьверный взгляд с еще более несомненной и цепенящей отчетливостью. Я сдался. Я начинал оборачиваться, чтобы встретить своими глазами эти глаза (чтобы принять судьбу). И в этот миг я проснулся.

Да, я проснулся. Но оказалось, что я всего лишь пробудился из меньшего кошмара в больший. Нависнув надо мной, на меня глядел леопард. Но только на самом деле это был мертвец: Гарри. Я оттолкнул его с силой и закричал. И, видимо, этот мой крик развеял остатки дремотной оторопи.

Конечно же, это был никакой ни Гарри, а это просто Сесилии захотелось полюбоваться мною во время моего сна. Все остальное довершил сумрак спальни и состояние сознания сразу после кошмарного сновидения.

Сесилия не обиделась. Она только произнесла чуть кокетливо:

– Ты чего это?

– Ты знаешь, – отвечал я хрипло и тихо, – мне померещились на твоем лице… не твои глаза!

– А чьи, Боб? Скажи – и ты мне попадешься сейчас. Ведь обыкновенно повсюду воображают глаза того, кого в правду любят.

В те дни моя душа была как будто бы на качелях. Чередовались приступы эйфории с приступами отвращения ко всему и тоски. Причем последние становились все продолжительнее, а первые – эфемернее, и требовали для своего прихода увеличения доз наркотика. Употребление его было одной из новых привычек Сесси, которая передалась мне.

Да только не наркотический дурман определял собой это зыбкое, изматывающее течение жизни. Им правило кошмарное подозрение, все более – как будто скачками – укреплявшееся во мне.