Лейтенанты - [34]
Когда батарее нечего делать по прямому назначению, каждый ее день надо уплотнять армейской службой под завязку. Иначе начнется самое страшное — разложение. А тут еще и самогон. Но все понимали, что при намеке на ЧП, Маковский не помедлит с расправой. Поэтому батарея готова была сама придушить любого нарушителя и “ходила по струне” — не подкопаешься.
Минометчики готовились зимовать. В прошлом крестьяне — мастера на все руки, — печки в блиндажах сложили загодя. Материал брали из разбитых домов или разоряли уцелевшие. Блиндажные лазы закрывали дверями. Годилось все, чем можно обустроить жизнь зимой. Лампы — снарядные гильзы или американские консервные банки. Фитили — лоскуты байковых портянок. Заправляли “лампы” керосином. Отдельный уход за лошадьми — сорок голов! Конюшни на зиму, поиск добавочного корма, ветеринарная забота. Обоз — боевое подразделение. Не раз батарею выручали резвость лошадей, крепость повозок и сбруи. Лошади беззащитней людей: малейшее ранение их калечило. Спасать их в бою некому — ветеринары в тылу. Раненых лошадей бросали.
В запряжки ловили первых попавшихся или отбирали у населения. Додержалась до Победы одна постоянная пара — лохматые вороные “якутки” и жеребец комбата Седой. Конь подпускал не всякого, а 9 мая, оборвав поводья, исчез. Как он понял, что в армии больше делать нечего?
Вляпался я в историю. Пришел с двумя сержантами к самогонному аппарату, а в сарае командир стрелковой роты и четыре бойца с “дегтярем”. Заняли развалюху под боевое охранение. Аппарат не заметили — хорошо замаскирован.
Объяснил ротному: здесь запасной НП. Лейтенант-стрелок заматерился, пришлось субтильного хама выкинуть из сарая. Сержанты отправили вдогонку его подчиненных вместе с пулеметом. Обиженный ротный заявил в партбюро полка. На бюро меня пристыдили и объявили выговор без занесения в личное дело.
Пострадавший двинул жалобу по иной линии. На батарею прибыл лейтенант — сотрудник Смерша.
— У вас здесь драка была, приказано разобраться.
— Валяй.
Офицерский блиндаж добротен, глубок, узок — на двоих. По стенкам — постели, между ними над печуркой столик. Смершевец на тетрадной страничке вывел две первые строчки: “Вопрос” и “Ответ”. До самого низа — “В” и “О”. Я терпеливо ждал, зная, как обрушу гэпэушное священнодействие.
— Вы признаете факт драки? — спросил смершевец.
— Мне уже вынесли партвзыскание. Извини.
В армии за один и тот же проступок двух взысканий не полагалось.
— Что ж ты сразу не сказал! — расстроился лейтенант.
Я все понял. Когда кляузник добрался до Смерша, тамошние серьезные люди, не зная, как безопаснее от него отцепиться, послали на бессмысленное дознание самого младшего. Вреда от него не будет — на переднем крае офицеры себе сесть на шею не позволят. Стало жалко практиканта: ведь нервничал, они своих шпионов в тылу ловят, а тут на передний край впервые в жизни пошел. Надо ведь, чтоб и ушел хорошо, и я вытянул из-за спины чайник с самогоном.
Первую зиму на переднем крае провел в помещениях — в бригаде и штабе полка. Февраль — по селам, а в марте — весна. Зиму ждал с опаской, но, хоть блиндаж не хата, жить можно, а если протопить, то и жарко.
Темнело рано, вечера длинные. При полном затишье времени хватало на послеобеденную дремоту и на письма — перечитывать, писать ответные. Маленькая карточка Ляли, как в песне, — в кармане гимнастерки. Воевали вместе.
Первое письмо от Ляли пришло еще на отдыхе. Ее отца перевели на Дальний Восток, новый адрес узнал от Жанны, Лялиной московской подруги.
В приступе лейтенантской изысканности обратился к Ляле на “Вы” и получил: “Дорогой мой! Ты что, с ума сошел, что ли?” Письма шли по месяцу. От Комсомольска-на-Амуре до Польши, а позже — до Германии. К тому же, туда и обратно, через военную цензуру.
Жили от письма до письма. Главными были мои два письма: от июля 44-го — нашелся! и, помеченное 9 мая, — жив!
“Темная ночь, только пули свистят по степи...” Ничего не свистело, но остальное как раз по настроению. Глядя в темноту, на мерцающие “фонари”, тихонько пел про дорогую подругу свою и веру в нее, хранящую от пули...
Часть четвертая
Глава 16
Заканчивался декабрь 1944 года. Ощущение близких перемен стало общим. Зря, что ли, Сталин ноябрьский приказ подытожил готовностью сокрушить Германию? Каждый понимал: немец просто так в логово не пустит... Об этом лучше не думать, и минометчики развлекались чем ни попадя.
Мы с Алексеевым устроили скачки — повеселили батарею. Чтоб было вровень, нам заседлали лошадей из одной запряжки. Неожиданная промашка: лошади привыкли тянуть рядом и скакать наперегонки не способны. Финиш — ноздря в ноздрю, и взводы пошли стенка на стенку, доказывая криком, чей лейтенант выиграл!
Сержант Чаплыгин добыл полмешка муки — напечь лепешек. От помощников не было отбоя. Пекли всю ночь, не пробуя, чтоб не смолотить раньше времени. Наготовили два ведра.
Наутро сержант доложил:
— Товарищ лейтенант, есть нельзя, но летают — будь здоров!
Мука — подболточная, в печеном виде несъедобная. А летали лепешки на загляденье. Как не увлечься: кто дальше!
Офицерам выдали презервативы. Видимо, в преддверии наступления начальство озаботилось боеспособностью комсостава после встреч с освобождаемым населением.
Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.