Лейтенант Шмидт - [53]
Особое внимание комендант обращал на крепостные батареи. Всех сколько-нибудь подозрительных артиллеристов так напоили вином, что они не заметили, как оказались запертыми в погребах и казематах. К орудиям стали офицеры.
К 15 ноября в распоряжении. Меллера-Закомельского было уже восемнадцать батальонов, восемь батарей, четырнадцать пулеметов, эскадрон и сотня. Штабы, обнаружившие такую бездарность в войне с японцами, сейчас проявляли неслыханную распорядительность и настойчивость.
Меллер-Закомельский решил, что пора начинать.
XVI. Пушки заговорили
Крымское солнце продолжало безмятежно сиять, наполняя город и море светом и теплом. Но восставшие были напряжены до предела. Тревога электрическим током пронизывала людей и в казармах флотской дивизии, и на кораблях, и на Приморском бульваре, где тысячи мужчин и женщин с замиранием сердца следили за каждым движением в бухте и на рейде.
К Шмидту прибежал испуганный сигнальщик. Комкая слова, он сообщил, что «Ростислав» наводит орудия на «Очаков». Шмидт внешне спокойно ответил:
— Прекрасно, навести и наши, — и поспешил на палубу.
Здесь все были в тревоге. Одни куда-то торопливо бежали, другие бросались к шлюпбалкам и лихорадочно разматывали канат. Кто-то влез на ванты и, махая бескозыркой в сторону «Ростислава», надсадно кричал:
— Не стреляй! Не стреляй!.
При появлении Шмидта шум утих. По палубе навстречу Шмидту спешил Частник. Уверенные шаги старшего баталера говорили о полном его самообладании.
— Сергей Петрович, — сказал ему Шмидт, — распорядитесь поднять сигнал «Имею много пленных офицеров». Поторопитесь.
Частник бросился исполнять приказание, и вскоре сигнал уже развевался на мачте.
С «Очакова» было отчетливо видно, как готовился к бою «Ростислав». Все орудия его левого борта были наведены на «Очаков». Вот кормовая башня стала медленно поворачиваться. Огромные стволы 12-дюймовок задвигались, словно выискивая жертву.
Антоненко бегал от одного орудия к другому, проверяя их готовность.
Арестованные офицеры поняли, что наступает решающая минута, и застучали в двери, охраняемые часовым.
— Отворите! — вопили они. — Вы не имеете права… Мы здесь погибнем! Спустите красный флаг! Позовите лейтенанта Шмидта! Спасите! Помогите!..
Шмидт спустился к каюте арестованных и распахнул дверь.
— Если сейчас начнется бой, благодарите Чухнина… Он знает, что вы здесь, но ему на все наплевать… Часовой! Никого не выпускать!
— Есть! — с радостью ответил матрос и щелкнул затвором винтовки, досылая патрон. Потом, обратившись к арестованным, сказал спокойно, но внушительно: — Сиди смирно!
И захлопнул дверь.
За дверью продолжали кричать:
— А-а… о-о… Флаг… Лейтенант, ради бога!..
Но Шмидт уже был наверху.
И вдруг громыхнул выстрел.
Орудийный выстрел! Откуда? Куда? В первые секунды трудно было ориентироваться. Толпу на Приморском бульваре вдруг качнуло, как волной, и на «Очакове» подумали, что стреляют по толпе.
Находясь в боевой рубке, Шмидт отдал приказание изготовиться к бою. Контрминоносцу «Свирепому» приготовить мины и орудия.
К Шмидту подбежал Иван Сиротенко.
— Товарищ Шмидт, я здесь!
Петр Петрович взглянул на вдохновенное лицо Сиротенко и назначил матроса командиром «Свирепого». Вместе с Сиротенко на контрминоносец перешел и председатель Совета депутатов Столицын.
Иван Сиротенко взлетел на командирский мостик миноносца и с такой силой ухватился за поручни, точно хотел поднять на свои богатырские плечи весь корабль. Его смуглое красивое лицо выражало непреклонную решимость.
— Мы им покажем, как стрелять в народ! Мы им покажем!
Обогнув Павловский мысок, «Свирепый» из Южной бухты направился к Большому рейду. На его пути стояли два гиганта — «Ростислав» и «Память Меркурия». «Свирепый» направился между ними.
До сих пор восставшие матросы митинговали, принимали резолюции, выдвигали требования, но еще не применяли силы. И теперь Шмидт, Столицын и многие очаковцы продолжали надеяться, что верные правительству суда, увидев готовность революционеров к бою, не станут стрелять.
Вот в бухте показался катер. Он быстро шел к революционным судам. Не он ли везет ударники для орудий «Потемкина», за которыми посылал Шмидт?
Поздно! Еще за два часа до того на верных Чухнину кораблях был получен приказ главного командира о прекращении всяких переговоров с мятежниками и «принятии решительных мер с применением огня для подавления». Было приказано открывать огонь по любому судну, выходящему из Южной бухты.
На канонерской лодке «Терец» старшим офицером служил Михаил Ставраки. «Терцу» было приказано начать.
В три часа пять минут «Терец» открыл огонь по безоружному катеру. Снаряд угодил в котел. С «Очакова» и со «Свирепого» видели, как катер развалился пополам и начал погружаться. Оставшиеся в живых матросы бросились в воду.
Выстрел «Терца» был, по-видимому, сигналом. Тотчас загремела канонада. По революционным судам и прежде всего по «Очакову» ударил из левой носовой башни «Ростислав», потом «Память Меркурия» и минный крейсер «Капитан Сакен». Очаковцы не успевали называть предателей. Вот огонь хлестнул с «Синопа», «Чесмы», «Георгия Победоносца», «Евпатории».
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.