Лейтенант Шмидт - [39]
Они подъехали и тотчас были окружены морем матросов и солдат. Хорошо зная о настроении в казармах, генералы решили испробовать тон ласково-успокоительный.
— Братцы, что за шум?.. И порядка что-то маловато…
— А это порядок — пулеметы ставить в городе?
Генералы продолжали сидеть в экипаже, чувствуя, что лучше не спускать ног на горящую землю. Но экипаж все теснее окружала толпа. Один матрос уже встал на подножку и, вплотную приблизившись к генералам, спросил:
— Для кого пулеметы, ваше превосходительство? В центре города, на Историческом бульваре?
— Может, против японцев? — ироническую реплику из толпы покрыли раскаты смеха.
— До японцев они не достанут, куда им.
— Против народа эти пулеметы, вот против кого, — сказал матрос и решительно спрыгнул с подножки.
— Убрать пулеметы! Убрать пулеметы! — неслось со всех сторон.
Матрос взялся за ручку дверцы:
— Прикажите, ваше превосходительство, немедленно убрать пулеметы с Исторического бульвара.
Генерал Неплюев качал головой, пытаясь сохранить достоинство, но кончики его усов дрожали:
— Но, господа… братцы, я не имею права… я не…
Терпение толпы истощалось. Раздались крики:
— Судом их! Своим судом!
— В таком случае — амба! — сказал матрос, решительно дернул дверцу и с таким видом, точно ему не впервой разъезжать в экипажах, уселся против генералов, испуганно хлопавших глазами.
Другой матрос подхватил лошадь под уздцы.
В сопровождении толпы кортеж отправился во флотскую дивизию. Здесь генералов разоружили и, объявив арестованными, поместили в дежурной комнате.
Настало время обеда. Пообедали шумно, весело, коки и кашевары старались вовсю. После обеда решили пойти к казармам Белостокского полка, чтобы призвать солдат тоже присоединиться к народу. Но к Белостокскому полку надо было идти через центральные улицы города. Что приготовил Чухнин? Не заговорят ли пулеметы с Исторического бульвара?
В Совете депутатов шумели и спорили. Вдруг в Совете появились солдаты-артиллеристы, делегаты от крепостной артиллерии. Как быть с крепостными орудиями? Заклепать их? Или арестовать офицеров, а самим оставаться при пушках?
Председателю Столицыну никак не удавалось унять шум. Как же быть с белостокцами? Что ответить артиллеристам? В общем, конечно… надо быть на страже, надо принять меры… Артиллеристы так и не получили определенного ответа.
Между тем во дворе уже строились колонны. Кроме матросов, здесь было много солдат из разных частей, еще больше рабочих. Всего собралось несколько тысяч человек. Два военных оркестра, красные знамена в руках рабочих — и никакого оружия.
Демонстранты обошли бухту и вступили в центральную часть города, обрастая по дороге новыми сторонниками. Вот они уже на Екатерининской улице. Здесь Морское собрание. Рядом высится на горе дворец Чухнина.
Тысячи демонстрантов с красными знаменами решительно продвигались вперед, сметая со своего пути полицейских, жандармов, офицеров. Вот Новосильцевская площадь. На ней выстроились солдаты Белостокского полка, с офицерами, с командиром полковником Шульманом.
И вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. Неизвестно по чьей инициативе, а вероятнее всего по инерции, оркестр демонстрантов грянул… «Боже, царя храни».
Услышав гимн, полковник Шульман гаркнул:
— На к-краул!
Белостокцы четко проделали привычный маневр и закричали «ура».
Пораженные, демонстранты нерешительно остановились, но вскоре пришли в себя. Начался митинг. Солдаты Белостокского полка охотно слушали ораторов, но то и дело поглядывали на офицеров. Однако полковник Шульман решил, что рискованно позволять солдатам слушать революционных ораторов, и скомандовал:
— Кругом!
Белостокцы подчинились. Демонстранты последовали за ними. Это было странное шествие. Дружба и братство или вражда? Впереди шел полк с царскими офицерами, а за ним демонстранты с лозунгами свободы и знаменами революции. Полк уходит от революции, революция пытается настигнуть его.
Но, не подойдя к своим казармам, белостокцы вдруг повернули. Шульман повел их в поле.
Демонстранты остановились. Что это значит? Уж не провокация ли? Не собираются ли заманить безоружных людей в поле, чтобы там расправиться с ними?
Овеянные свежим ветром революции, белостокцы взволновались, но еще не освободились от привычного страха перед начальством. Подчиняясь приказу командира, они направлялись в поле, а демонстранты повернули назад.
Матросы вернулись во флотскую дивизию. Здесь их ожидало новое известие. Пришли какие-то военные из крепостной артиллерии для переговоров об арестованных генералах Неплюеве и Седельникове.
— Вы своих драконов не арестовали. Чухнин вон во дворце сидит, как сидел. Чего ж наших генералов…
— Да мы б в охотку…
Пришедшие требовали освободить генералов.
— Как можно без начальства? — говорил маленький солдат Иван Тихонов, глядя на всех большими светлыми глазами, полными мучительного недоумения. — Да тут такое пойдет… Не приведи господи…
Столицын и Петров уговаривали Совет не выпускать заложников. Тогда кто-то из артиллеристов намекнул, что крепостной артиллерии, дескать, нетрудно достать до морских казарм.
Тихонов предлагал взять с генералов честное слово, что они не отдадут приказа стрелять в народ. Кричали все сразу:
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.