Лейтенант Шмидт - [27]

Вечером на Приморском бульваре снова возник митинг. Кончился он, однако, не так благополучно, как дневной. Снова выступали представители социал-демократической партии и Шмидт. Была принята резолюция потребовать освобождения арестованных потемкинцев и других политических заключенных.

Затем толпа участников митинга, обрастая по дороге сочувствующими, двинулась из центра по узким, крутым севастопольским улицам к тюрьме.

Приземистая, точно вросшая в землю севастопольская тюрьма была окружена широкой, обмазанной глиной и мелом стеной. Подступившая к ней толпа была так велика и празднична, что мрачное узилище казалось особенно нелепым.

Быстро опустилась темная южная ночь. За тюремным забором в узких окошечках появились огоньки. Они подействовали на толпу, как мольба томящихся там товарищей.

— Освободить! Освободить!

Люди призывали взять тюрьму приступом. Шмидт успокаивал нетерпеливых: «Свобода не нуждается в насилии!»

Он отправился на переговоры с администрацией. Разве ей неизвестен манифест, провозгласивший свободу слова, собраний, совести? Но ведь в тюрьме многие томятся именно за слово, за убеждения. Даже по царским законам теперь они должны быть освобождены.

Начальник тюрьмы, толстяк с багровым лицом, обещал «снестись», потом наконец сообщил, что через двадцать минут политические будут освобождены.

Толпа в радостном ожидании колыхалась у тюремной стены, как морской прибой. Выкрики, обрывки песен, веселое оживление.

Вот ворота тюрьмы шевельнулись, заскрипели петли и запоры.

— Ура-а!

Но едва вспыхнувшее «ура» замерло. Внутри тюремного двора стоял военный караул с винтовками на изготовку. Резкая команда — залп.

Крики ужаса, боли, негодования.

Рядом со Шмидтом упала, схватившись за грудь, черноволосая девушка. Пронесли залитого кровью рабочего.

Какой-то матрос, придерживая левой рукой правую, с дикой бранью начал взбираться на тюремную стену.

Бледный Шмидт помогал увозить раненых, успокаивал плачущих, но сам чувствовал, что в нем что-то оторвалось, что теперь все должно измениться.

Когда были убраны трупы и увезены раненые, народ во главе со Шмидтом среди ночи отправился к городской думе. Шмидт потребовал экстренного вызова гласных. Через его руки проходили телеграммы протеста, которые на ходу, задыхаясь от негодования, составляли представители разных слоев населения.

Восемь человек было убито, около пятидесяти ранено.

Дума заседала всю ночь и день.

А на Приморском бульваре снова шумел митинг, организованный социал-демократами. Вот они, бумажные обещания царя! Не успела высохнуть краска на манифесте, как царские прислужники снова совершили убийство невинных безоружных людей. Митинг потребовал наказания виновных в убийстве.

Были выбраны депутаты от народа, которые присоединились к гласным в думе. Им было поручено внести на утверждение думы намеченную на народных собраниях программу. С согласия думы или без него народный митинг потребовал установить в городе новый порядок.

Среди избранных народом депутатов был лейтенант Шмидт.

В думе сразу привлек общее внимание необычный оратор. Человек средних лет, в черном сюртуке с погонами и медными флотскими пуговицами, он говорил просто, без аффектации, но с таким внутренним подъемом, что притягивал к себе все взоры. Это был Шмидт.

Едва он закончил речь, как в зал вошли депутаты, избранные на митинге. Их было человек тридцать, рабочих, социал-демократов. Революционная улица с атмосферой народного брожения ворвалась в чинный зал думских заседаний. Депутаты потребовали предания суду властей, виновных в убийстве у тюремных ворот, и создания городской милиции, а также выдвинули требования общероссийского, политического характера.

«Отцы города», привыкшие с оглядкой решать проблемы починки местных тротуаров, смутились. Тогда депутаты заявили: гласные думы не являются подлинными представителями города, так как избраны кучкой состоятельных жителей. А народ находится за пределами зала заседаний. Он ждет ответа. Он разгневан подлым убийством. Если его требования не будут немедленно удовлетворены, никто не поручится за последствия.

Лейтенант Шмидт немедленно присоединился к социал-демократам.

Под натиском народных избранников почтенные гласные были вынуждены принять энергичные решения. Вся дума в полном составе последовала за Шмидтом к коменданту крепости и потребовала убрать войска с улиц города.

Войска исчезли. На улицах не осталось ни одного казака. В городе появились патрули из рабочих, которые наблюдали за порядком.

Дума требовала освобождения потемкинцев.

Дума требовала удаления полицмейстера.

Еще одно предложение Шмидта приняла дума под давлением возмущенного народа. На стенах думы, до сих пор покорной служанки «властей предержащих», будет вывешен на вечные времена пергамент с именами начальствующих лиц, совершивших гнусное убийство свободных граждан. Пусть вечный позор падет на головы убийц!.

Имя Шмидта облетело весь город. На улицах его узнавали, и уже несколько раз при его приближении раздавались возгласы: «Да здравствует Шмидт!» В думе в знак благодарности в его честь провозгласили «ура».

Он был счастлив, но чувствовал себя безмерно усталым. За последние пять суток морщины так глубоко прорезали его лицо, точно он постарел лет на пять.