Лейтенант Шмидт - [2]

Женщина повернулась. Теперь она смотрит в чашку своего холодного кофе, но не замечает его. Вот она почувствовала мой взгляд, и ей стало неловко. Как приятна эта неловкость! Жаль, что она отвернулась. Но все равно она чувствует мой взгляд. Чуть вздрагивает ее круглое плечо, обтянутое легкой материей. И движение руки, протянувшейся к чашке, затрудненное, нарочитое, — оно должно помочь справиться с неловкостью.

Лейтенанту тоже стало неловко. Кажется, он смутил даму. Это нехорошо. Он заставил себя резко повернуться, и под ним громко заскрипел стул. Шмидт углубился в газету. Галоша «Колумб», осененная императорским гербом, маячила у него перед глазами. Из-за строчек статьи о проблемах городского водопровода он, не подымая глаз, видел круглое плечо с кружевным буфом у рукава и чувствовал взгляд испанских глаз.

Бега кончились. Петру Петровичу казалось, что незнакомка давно интересует его. Он уже не раз думал о том, что между людьми, близкими друг другу какой-то внутренней духовной общностью, существует незримая связь еще до того, как они сталкиваются где-нибудь на жизненных путях. Они инстинктивно ищут друг друга в бесконечных толпах людей, наполняющих города и дороги. Можно искать долго, годы и годы, можно жить, работать, внешне даже преуспевать, но весь грохот жизни не в состоянии заглушить тоски незавершенного искания, которая живет в затаенной глубине души, заставляя ждать, ждать, ждать…

Но если они столкнулись — достаточно мелочи, взгляда, одного касания, и, счастливые, они безошибочно узнают друг друга.

Лейтенант решительно поднял голову. Боже, как он не почувствовал, что женщина только что вышла из-за столика? Вот она уже удаляется. Не одна. С ней дама и какой-то мужчина. Она уходит медленно, словно нехотя, но уходит. Она среднего роста, молодая, стройная. Большая шляпа на ее голове, надетая по моде чуть набок, покачивается, как лодка на легкой летней волне.

Шмидт следил за этой лодкой, пока она не скрылась в пестрой толпе светлых и темных платьев, пиджаков и мундиров. Следил, не смея сделать ни шагу. Проклятые условности! Неужели это уходит счастье, впервые промелькнувшее так близко?..

Побродив по городу, пообедав в ресторане, прочитав в газетах все статьи и объявления, Шмидт, уставший и все еще взволнованный, поздно вечером вернулся на вокзал. Поезд был уже подан. Огромный косолапый носильщик в фартуке с медной бляхой получил в камере хранения чемодан и быстро потащил его к вагону второго класса, беззастенчиво задевая встречных. В вагоне за стеклами фонариков тускло горели свечи, их убогое пламя вздрагивало с каждым хлопком вагонной двери. Шмидт шел за носильщиком.

Хотя пассажиров в вагоне было немного, носильщики спорили из-за мест, привычно обшаривая полутемные уголки купе.

— Вот здесь, ваше благородие, — сказал косолапый и по-хозяйски задвинул чемодан на полку.

У окна было свободное место. Шмидт сел, снял фуражку и взглянул на соседа напротив. Нет, на соседку!

— Вы? — изумленный, он даже привстал, широко раскрытыми глазами глядя на «испанку». — Вы б-были сегодня на бегах? Из-звините… я вас, кажется, видел…

Женщина была изумлена не меньше. Какое странное совпадение… Тот самый господин, который сегодня на бегах смутил ее своим пристальным взглядом.

— Да, — ответила она нарочито холодным тоном.

Оказывается, она не собиралась ехать этим поездом.

Договорилась с сестрой о семичасовом, дачном, опоздала и теперь попала на дальний.

Шмидт был не в силах оторвать взгляда от своей соседки.

— Можно ли верить в судьбу? — Он больше размышлял вслух, чем спрашивал. Он был убежден, что эта встреча не могла быть случайной. — Извините, если мое поведение…

— Нет, что вы… — заученно ответила дама, однако поднялась со своего места и перешла в другое отделение. Странный человек, странный… Но места в другом отделении не оказалось. Чего же, собственно, бояться? Почему бежать? И ехать ей только до Дарницы, минут сорок. Она вернулась и села на прежнее место.

— Я понимаю, — продолжал незнакомец, — вы можете счесть меня искателем приключений, даже вагонным шулером… Уверяю вас, очень скоро вы убедитесь, что это не так. Неужели люди не могут разговаривать просто, по-человечески, как хочется… отбросив весь этот груз условностей…

Он говорил так убежденно, в глазах его светилась такая искренность, что женщина не только перестала бояться его, но, безошибочным женским чутьем угадав воздействие своего обаяния, почувствовала себя уверенно.

— О чем разговаривать совершенно незнакомым людям? Мы встретились пять минут назад, а через тридцать расстанемся, потому что я схожу в Дарнице, — слегка усмехнувшись, сказала она.

— Тем более! — воскликнул Шмидт. — Мне надо так много сказать вам…

— Кажется, вы морской офицер, а я было приняла вас за почтового чиновника! Я плохо разбираюсь в формах.

Зинаида Ивановна (так звали даму) уже отметила про себя большой лоб с глубокими залысинами и мягкий взгляд больших светлых глаз. Скромные усы опущены книзу. На плечах топорщатся погоны. Повешенный в углу купе черный плащ застегивается на груди медной пряжкой в виде львиной головы. Этакий добропорядочный интеллигентски-профессорский плащ.