Лейтенант с одной жизнью - [10]

– Нет там ничего, товарищ лейтенант, это вам с испугу показалось, ха-ха-ха! – рассмеялся Жженов.

Валентин растерянно посмотрел на него и тут же резко отвернулся.

И в эту же секунду за спиной раздался громкий щелчок по железу.

Принятое решение командиром разведвзвода Жженовым не вступать в бой, а уйти от него, дал возможность сохранить жизни личного состава. Это Валентин понимал прекрасно, только не мог понять другого: та пуля, попавшая в броню его бронетранспортера, была единственной или нет?

Ее щелчок Стеклов хорошо расслышал. Он тут же передал об этом радисту, тот – всей колонне. А может, это была вовсе и не пуля, а удар кем-то из бойцов тем же прикладом или стволом автомата о броню? Только уж больно сильный.

Когда вошли в месторасположение блокпоста, Валентин в десятый раз проверил свой личный состав: все были на месте. Он поблагодарил солдат за работу в кишлаке, за выдержку во время разминирования дороги и приказал всем умыться, поужинать и ложиться спать. До подъема и выхода в следующий кишлак осталось всего девять часов.

Глава 6 Первый бой

В казарме царила тишина. Дневальный, облокотившись спиной о стену, дремал. Скрип входной двери разбудил его, и он, вытянувшись перед Стекловым, громким шепотом доложил, что в роте все спокойно, оружие после выхода в рейд сдано, солдаты и сержантский состав отдыхают.

В командирском кубрике никто не спал, было сильно накурено и очень душно. Открыв окно, Валентин присел за стол рядом с прапорщиком Жженовым.

Отложив в сторону «лифчик» для автоматных магазинов и гранат и воткнув в него иголку, которой подшивал оторвавшийся ремешок, широко улыбнулся и громко сказал:

– Мужики, чего вы меня под танк кидаете, а?

– Не понял, – встал из-за стола Валентин, – о чем будет разговор?

– А о том, что нужно станцевать. – Иван вытащил из офицерской сумки, подвешенной на стуле, два конверта, поднял их вверх: – Лейтенант, от вашей единственной и любимой пришли аж два письма.

– Да вы что? – вскрикнул Стеклов и тут же, забыв о своей усталости, прошелся по комнате, выделывая коленцами кренделя.

В первом, самом плотном, конверте, кроме письма, была вложена фотография Светланки с малышкой Кристинкой. Фотография тут же пошла по рукам, а Валентин, читая письмо, написанное красивым женским почерком, все никак не мог унять клокочущую в груди радость.

Несколько раз пробежал исписанные на двойном листке в клеточку ровные строчки и только тогда отрывчато стал понимать, что дома все нормально. У Кристинки зубик прорезался, и она все время почему-то ночью хныкала. Уже думали, что у Валентина что-то произошло, очень переживали. А еще вчера показали по телевизору солдат в Афганистане, которые захватили много вражеских складов с минами, оружием. Отец не выдержал и напился, а мама пила корвалол, у нее болело сердце.

Стерев покатившуюся по лицу слезу, Валентин открыл второй конверт, в котором жена рассказывала о дочке, о том, как они с ней гуляли по парку, на территории которого находился военный санаторий, и было много молодых парней на костылях.

«Люди говорили, что они воевали в Афганистане, а мне так хотелось подойти к ним и расспросить, не видели ли они там тебя. Я прекрасно понимала, что ты с ними не мог там увидеться, ты только уехал в Афганистан, а они получили ранения и попали в госпитали много месяцев назад, а теперь проходят реабилитацию в военном санатории. Теперь я поняла, когда вы были на прыжках с парашютом и ты после них приходил ко мне на работу, почему многие из жен офицеров подходили к тебе и спрашивали про своих мужей, как они приземлились, раскрылись ли у них парашюты…»

Жженов вернул Валентину фотографию. Вытерев набежавшую слезу, тот продолжил читать ставшие неразборчивыми строки:

«…Подошел ко мне солдат и спросил, почему я плачу. А я ему сказала, что мой муж воюет в Афганистане. А он, спросив твое имя, начал мне врать, что у тебя все там хорошо, ты – классный офицер. Но я видела, что погоны у него черные, а не синие, как у тебя, и он не десантник, а танкист. У него не было ноги…»

– Да-а, – громко вздохнул Стеклов, пряча письмо вместе с конвертом в боковой карман. – Я сейчас.

Вырвав из тетради лист, он достал из кармана ручку и начал писать:

«Добрый день, мои милые!

Светланка, ты зря переживаешь, я сижу в глубоком тылу и даже не знаю, что такое война. Я работаю в штабе армии…»

– Товарищ лейтенант, тревога! Тревога!..

Стеклов, вскочив с кровати, несколько секунд смотрел на дневального, стоявшего перед ним, и, наконец, осознав, что произошло, сказал ему:

– Что стоишь? Поднимай всех!

– Так уже все, товарищ лейтенант, подняты! Вот вы только…

– Ёклмн! – в негодовании вскрикнул Стеклов, натягивая на себя форму, ботинки, выскочил в коридор казармы и побежал к оружейной комнате.

…Горячий ночной воздух, смешанный с выхлопными газами от боевых машин, идущих впереди, быстро привел его в чувство. БМП, на которой он расположился, шла быстро и ровно, не отставая от машины, идущей метрах в двадцати от них. Валентин всматривался в темень, в мерцающие огни идущей впереди колонны боевой техники их батальона. Куда они идут? Жженов, сидевший рядом с ним, коротко сказал, что в ущелье Дех Сабса передвигается большой отряд душманов, который в ночной стычке уничтожил несколько подразделений царандоя.