Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - [368]

Летом 1807 года был заключен Тильзитский мир между Россией и Францией; Россия больше не могла вести войну одновременно с турками и с Наполеоном, поэтому Александр I принял условия, крайне выгодные для Франции и крайне унизительные для России. Он признал все завоевания Наполеона, согласился вывести русские войска с отвоеванных у Турции земель, а флот — с Ионических островов, зато, правда, получил возможность присоединить Финляндию (из-за чего Тильзитский мир часто сравнивают с пактом Молотова — Риббентропа; это обстоятельство читателю стоит запомнить — оно сыграет заметную роль в «Коммодоре»). По секретному соглашению Россия присоединялась к континентальной блокаде (в частности, отдельным пунктом ей предписывалось полностью исключить экспорт пеньки в Британию[92]) и брала на себя обязательство принудить к этому соседние страны. Кроме того, она обещала помогать Франции во всякой наступательной и оборонительной войне, где только этого потребуют обстоятельства. У Англии остались считаные союзники: Португалия, которой формально правила королева Мария I Безумная, а фактически — ее сын, будущий король Жуан VI Нерешительный, Швеция, где у власти был злобный и подозрительный Густав IV Адольф, и Сицилия, чей король Фердинанд соединил в себе, наверное, все самые несимпатичные черты семейства Бурбонов, в первую очередь глупость и жестокость. Ему-то Хорнблауэр и вынужден был отдать «Атропу».

Итак, Хорнблауэру предстояло вернуться в Англию, а Форестеру написать последние страницы, которых он так страшился. Пятнадцатью годами раньше, в первом романе он упомянул, что у героя двое детей умерли в младенчестве от оспы, и теперь пришло время расплачиваться за свои слова. «Мой обычный метод — представлять зрительно, как все происходило, — имеет свои недостатки: горе ранит больнее. Мне предстояло убить двух детей. Они умерли на последней странице рукописи, оставив Марию сломленной горем и Хорнблауэра опустошенным. Я помню, как написал заключительные слова и сидел, не то чтобы совсем сломленный горем, но точно опустошенный, и отчаянно жалел, что мне пришлось так поступить с Хорнблауэром».

Герой, которому автор отдал столько собственных черт, стал его спутником до конца жизни. «Боюсь, временами я уставал от Хорнблауэра, — писал Форестер в статье „Хорнблауэр и я“. — Я опубликовал стихи, в которых его высмеивал[93], но он не замечает упреков. Он по-прежнему добр ко мне, и я, принимая его доброту, чувствую легкие угрызения совести.

Он доставил мне бесчисленных друзей по всему миру. Таможенники читают мою фамилию, тут же вспоминают его и пропускают мой багаж, не досматривая. Он свел меня с адмиралами и принцессами, и я благодарен ему, честное слово, хотя и думаю частенько, что лучше б ему этого не делать. Однако есть утешение в мысли, что я нужен ему так же, как он мне; по большому счету мы — сиамские близнецы, и еще не изобретена операция, чтобы нас разделить. Да я и не уверен, что хотел бы такой операции».

Что ж, читателю остается только радоваться, что до такой операции не дошло и у нас есть целых десять (даже одиннадцать, если считать последний недописанный роман) книг о капитане Хорнблауэре. И даже когда они все прочитаны, остается утешение — их можно перечитывать много раз.

Е. Доброхотова-Майкова