Лейтенант Бертрам - [72]

Да что же это в самом деле, сердито думал он, я же должен ее ненавидеть, а она вынуждает меня грустить из-за этого. Он чувствовал, что все еще любит ее. И он опять отказался от ставшей уже привычной мысли о разводе. Они и дальше будут жить вместе, а значит, и дальше мучиться.

Он снял мундир, подошел опять к двери и уже взялся за ручку.

Пойди к ней, сказал он себе, но вместо того чтобы открыть дверь, запер ее на задвижку.

XIII

В летном костюме, с планшетом через плечо, Йост подошел к краю причала, где его ждала лодка. Он смерил взглядом гряду облаков и самолеты в бухте.

Через плац к нему кинулся Буян с развевающимися ушами, виляя хвостом, он прыгнул на Йоста.

Йост дотронулся до его мягкой шерсти. Он гладил собаку и думал, как он обделен чувствами, как обделен друзьями.

Йост взял собаку на руки и прыгнул в лодку, которая уже отвалила от причала. Буян радостно взвыл и, устроившись на дне лодки, уткнулся мордой в колени Йоста.

Пилоты из своих самолетов скептически наблюдали за происходящим. А Бертрам скривился при виде того, как Йост вместе с собакой поднялся на борт самолета. Йост указал Буяну на место в узком проходе позади пилотских сидений, а потом уже сел рядом с Бертрамом и отдал приказ приготовиться к взлету.

Три машины заскользили по воде, превращая волны в белую бурлящую пену, и медленно взмыли в вечернее небо, сверкая серебристыми поплавками. Сделав широкую петлю, они взяли курс на восток.

Два истребителя прикрывали двухмоторный боевой самолет. Йост передал управление Бертраму и, перешагнув через Буяна, вошел в командный отсек. Там он принял по рации координаты местонахождения обеих эскадрилий, вылетевших раньше. По бортовому телефону он передал Бертраму свои распоряжения.

Позади них солнце садилось в тяжелые тучи. Три самолета держали курс на восток, летя над извилистой береговой линией. Море теперь было серым, но очень неспокойным, все чаще взблескивали внизу белые огоньки пенных гребней. Равнины на юге были сплошь изрезаны прямоугольниками полей и лесов.

Наконец внизу показалась широкая река, из неоглядной дали катившая свои воды. На берегах ее вырос город, одевший устье реки в неразбериху домов и улиц. Три самолета кружили над городом, снижаясь как бы по спирали. Гигантские скелеты верфей вытянулись вдоль берега моря. Из путаницы железнодорожных путей вырывался один, на конце которого, точно груз на отвесе, висел вокзал. Робко, мало-помалу, начинали мигать тысячи сигнальных огней. С любопытством тянулась кверху водонапорная башня, а вокруг длинного здания газового завода точно гигантские яйца лежали газгольдеры.

Стемнело. Бертрам включил аэронавигационные огни и освещение приборной доски. Он оглянулся на собаку, которая лежала, положив голову на вытянутые передние лапы, и из-под полуопущенных век глядела на Бертрама. Несколько минут он опять смотрел на приборную доску, но ему казалось, что он спиной чувствует собачий взгляд. Бертрам обернулся. Глаза Буяна были закрыты.

Этот пес — плохой спутник в полете. Он напоминал Бертраму остров Вюст, хохот рыжебородого рыбака, которого он застрелил, и смерть Цурлиндена.

Встретившись с двумя другими эскадрильями, они теперь были на пути домой. Порывистый боковой ветер с острова бил в крыло. Он все набирал силу и в конце концов вынудил Бертрама повернуть самолет навстречу ветру. Из темноты моря показалась белая мерцающая полоса прибоя и за нею берег. Небо было черным, без единой звездочки. Вскоре машина утонула в облаках.

Бертрам не сводил взгляда с приборной доски. Стрелка указателя скорости, дрожа, скользнула вниз. Все труднее становилось удерживать машину в горизонтальном положении. Ветер рвал и сотрясал крылья.

Самолет вдруг как-то странно кивнул, словно споткнувшись, порывом ветра нос самолета вздернуло кверху и тут же резко наклонило вниз. Йост быстро протиснулся к своему месту и сел рядом с Бертрамом. Он помог ему выровнять машину. Буян испуганно вскочил и положил лапы на плечи Йосту. Йост одной рукой потрепал пса по загривку и снова указал ему на место.

Ветер дал им небольшую передышку. Йост смотрел вперед. Нижняя губа устало отвисла. Рядом с ним Бертрам вновь обрел уверенность.

Но скоро опять налетел шквал. Летчики молча сидели рядом, понимая друг друга с полувзгляда. Йост командовал, Бертрам выполнял приказы. В глазах Йоста отражались пестрые огоньки приборов. На секунду Бертраму показалось, что опять все стало как прежде. Безмолвные приказы Йоста казались ему знаками дружбы и доверия.

Но потом, когда ветер унялся, Йост опять передал ему управление. И смерил Бертрама быстрым холодным взглядом. Раньше в подобном случае он кивнул бы ему или похлопал по плечу. Сегодня же лицо его было непроницаемо-безразличным. И Бертрам не мог не подумать: господи, да он разучился радоваться.

Да, Йост и в самом деле не был рад. Он сделал плохое открытие. Приборная доска была так близко от сиденья пилота, что Йост не мог видеть ее всю. Неподвижный правый глаз мешал ему. Он стал жалок и стар. Я уже ни на что не гожусь, внушал он себе. Он сейчас завидовал, что у молодого человека рядом с ним оба глаза здоровые. Обычно он не считал достойным зависти ни Бертрама, ни кого-то другого из оравы молодых лейтенантов, которыми командовал. Их жизнь представлялась ему пустой и незначительной. Что они знали? Они не пережили бурь, которые пережил он, не пережили войны и послевоенной поры, всех этих скачков то вверх, то вниз, от которых все кругом перемешалось. Жизнь и авантюра слились тогда воедино. И надо было остаться человеком и самому найти свой путь.