Но Жанни любила впервые и со всею пылкостью души чувствительной, с безграничным доверием доброты. В краткий век этой девственной склонности она пережила все возрасты страсти, кроме ревности, и можно представить ее отчаяние, когда тот, который, как светильник, озарил перед нею мир, лежавший дотоле перед ее очами темною громадою, увлечен был от ней судьбою, от нее, жаждущей любить, тоскующей разделить любовь свою… Сердце ее, кипящее юностью, легко прияло впечатление страсти, как плавкое стекло, и, как со стекла, чтобы сгладить это впечатление, можно было не иначе, как разбив его. В это время вбежал к ней Гензиус с бледным, вытянутым лицом…
– Где ваш батюшка? Где все они? – спросил он торопливо.
– Там, где бы желала быть и я, – отвечала Жанни, не обращая внимания на необыкновенные приемы бухгалтера.
– Ради «Groos Buch», юнгфров[103], скажите, по какой дороге поехал ваш батюшка? Ему грозит большая опасность!
– Батюшка в опасности?! – вскричала, вспрянув, испуганная Жанни. – За что? от кого в опасности?..
– Бургомистр Гоог Воорст ван Шпан…
– Какое мне дело до вашего бургомистра? Скорей и яснее!
– Я сам запыхался, как ветряная мельница, юнгфров… Говорил я вашему батюшке, что быть беде за русских, которых держал он на фабрике, а Монтань и подвел к этому свои итоги; он донес правительству, что ваш батюшка держит у себя зажигателей-англичан, печатает прокламации против Наполеона и хочет изменой захватить крепость. И вот его велено заключить в темницу и судить военным судом… Спасибо за уведомление бургомистра Гоог Воорст ван Шпандербергера, а то бы…
– Заключить, судить!.. умертвить его! У тигров всегда виноват человек… Недоставало только этого к нашему несчастью… Что же вы стоите, сударь? Бегите, скачите, летите навстречу батюшке, уведомьте его; пусть он бежит за границу. Есть у него деньги с собою? Если нет, возьмите эти брильянты, которые получены только что из переделки…
– У меня в кармане значительная сумма, взятая от банкира; притом же…
– Спешите, сударь, говорю я вам! – воскликнула Жанни, почти выталкивая Гензиуса и рассказывая ему, где и как он, наверное, найдет отца ее. – Пусть не беспокоится он о нас; с нами ничего не сделают.
– Дай бог, чтоб ничего не сделали, сударыня, – говорил Гензиус, вскарабкиваясь на каретную лошадь, – беда, если и мужчина попадет в когти этих разбойников, а храпи бог, как девушка.
Удар бича, которым попотчевал мельник его буцефала[104], прервал речь всадника, и скоро умолк скок неопытного гонца.
Жанни была в неописуемом положении: любовь к отцу заставила ее на время забыть даже любезного, не только самую себя. Она уговорила старика слугу, приехавшего с ней за каретою, сесть верхом и ехать отыскивать отца. Кучер был проводником. Итак, она осталась одна со стариком мельником и его женою. Запершись кругом, со страхом ждали они известий… Через час места послышался стук у дверей.
– Отворите, – произнес грубый голос, – отворите по приказу правительства. Если вздумаете сопротивляться, с вами поступлено будет как с мятежниками и дом ваш разграблен дотла!
Это был Брике с командою.
– Боже мой, – вскричала хозяйка, – ото голос того же разбойника, который вязал нас две недели назад! Когда господь избавит Голландию от этих гербовых злодеев!
– Что ты колдуешь там, старая ведьма? – возгласил Брике. – Отворяй, или мы высадим двери прикладами!
– Что нам делать? – шептала Жании хозяйка. – Их много, и двери недолго продержатся. Что нам делать? Мы пропали с добром и с косточками!
– О вещах не горюй, старуха, – возразил хозяин, – добрый наш господин втрое заплатит за все; но что будет с вами, сударыня!..
– Что угодно богу, – с твердостью сказала Жанни, – я скорее умру, чем живая отдамся в руки этих наглых бездельников… Хозяин, задержи их всякими средствами, а я бегу встретить своих или кинуться в воду…
С этим словом она накинула шубу свою, схватила ящик с бриллиантами и выпрыгнула в окно.
Она уже была далеко, когда треск одних за другими падающих дверей долетел до ее слуха.
Быстро, не отдыхая, бежала опа по плотине к морю; страх придавал ей силы, надежда окрыляла ноги:
– Батюшка! Виктор!.. – кричала она, слыша за собою гонящихся солдат. – Виктор! – повторяла она исчезающим голосом, видя отваливающую шлюпку, но слабые звуки умирали на ветре. – Спасите! – восклицала она в тоске отчаяния, но спасение ее бежало. Задыхаясь, изнемогая от усталости, простирала она руки к морю, но безжалостное заглушало мольбы ее плеском. – Виктор! – вскричала она в последний раз и упала без чувств на холодную землю.
