Лейла, Кайла, Кейла и Келайла - [47]

— Я думал, Асур давно разбил ее. А он припрятал шкатулку в глубоком подвале. И только ты сумела ее увидеть, хотя тогда была слепа. Такие вот чудеса, добрая Келайла.

— Это твои чудеса, добрый мастер. Если бы шкатулка не светила мне в темноте, разве нашла бы я ее.

— Значит, мы делаем что-то вместе, — Сенур принял осколок, который вернула ему девочка и снова спрятал в карман, — знать бы теперь, что нам делать дальше. Ты не знаешь, Келайла?

Та покачала головой, посмотрела на сестер и те тоже пожали плечами, хмуря брови.

— А я хочу есть, — мурлыкнул Котик, прижимаясь к юбке Келайлы.

И все закивали, оказывается, проголодались все, кроме Крыса, который хоть и стал живым, но сделан был из драгоценных камней и голода не испытывал.

Целой небольшой толпой двинулись они наверх, к выходу из дворца. Заглянули по пути в большой обеденный зал, накрытый сейчас к ужину, и разбрелись вдоль длинного стола, трогая бесполезные яхонтовые ананасы, беря и ставя на место серебряные тарелки, полные яшмовой молодой картошки и бронзовых куриных ножек. Трясли перевернутые прозрачные кувшины, из которых не выливалось вино и компоты. И все — такое красивое, и так похоже на настоящее…

Мастер Сенур отошел от стола, взял в руки одну из шкатулок, что красовалась на резной полке вдоль стены. Позвал Крыса и вдвоем они делали что-то, вытаскивая, вертя и щелкая алмазными зубами — щелкал, конечно, Крыс, а мастер указывал ему, после забирал, проходя по цветным граням вытащенным из кармана резцом.

Потом повернулся к девочкам, держа в руках поднос, на котором горкой — мягкие пироги, парящие вкусными ароматами, несколько спелых яблок, кубок, в котором плескался фруктовый напиток.

— Я все сделал наоборот, — засмеялся общему удивлению Сенур, — были драгоценные украшения, а стали они вкусными пирожками. Пойдемте в парк, там больше света. И жизни.

Но, спускаясь по широким ступеням, прогнал с лица улыбку, глядя на неподвижные кроны деревьев и слушая мерные песни золотых птиц.

— Осторожно! — Лейла подхватила Котика, не давая ему сойти с плитчатой дорожки, — порежешь лапки, смотри, какие острые у травы стебли!

Все вокруг, от самой крошечной травинки до самого толстого дерева — было выковано из серебра и золота, выточено из ярчайших драгоценных камней, сверкало так, что на глаза навертывались слезы.

Девочки вернулись к лестнице, усаживаясь на нижнюю ступеньку, разобрали с подноса пирожки и яблоки, кусали, запивая из кубка и внимательно смотрели, как добрый мастер ходит вдоль тополей и старых лип, трогая листья и морща в раздумьях лоб.

— Все очень плохо, — сказал он, вернувшись и присаживаясь рядом с Келайлой, — что-то работает и сейчас, злое волшебство расходится кругами по воде, захватывает все больше живых вещей. Знать бы, что именно, куда нам двигаться, чтобы найти черную сердцевину.

— А ты не можешь превратить все обратно, добрый мастер? — спросила Кейла, вытирая руки платочком, — ты же такой сильный!

— Могу попытаться, вещь за вещью, шаг за шагом, но даже моих сил не хватит, если волшебство не остановится. Так и буду идти вслед за ним, совершая небольшие дела, пока не иссякнет моя сила.

Келайла опустила руку с недоеденным яблоком. Как быть? Похоже, во всем дворце, а может быть, во всем огромном королевском парке, по-настоящему живыми остались только они. Да еще, вспомнила она — бабушка Целеста, но и та говорила о себе — случись что с моими лесными цветами и зверюшками, я уйду следом за ними.

— Нет, — сказала вдруг, поднимаясь и запрокидывая голову к высоким кронам деревьев, — есть еще одна маленькая живая душа, вот только где ее искать? Тише, мне нужно послушать!

Все примолкли, и вдруг, посреди мерного пения послышалась живая взволнованная песенка. С неба, покрытого мягкой вечерней дымкой, спускалась, трепеща крыльями, серая точка, превращаясь в серое пятнышко, а то стало вдруг маленькой птицей, закружила птичка над головой Келайлы, садясь в протянутые ладошки.

— Келайла-Келайла! — пел серый соловейко, который давно кружил над острыми листьями, высматривая свою заботливую хозяйку.

— Соловейко! Как хорошо, что ты вернулся! Ты устал, хочешь кусочек пирожка?

— Времени нет, — пел соловейко, прыгая в ее ладонях, — нет-нет, времени нет! Слова для Келайлы!

Она поднесла ладошку ближе к щеке, слушая тихие трели, почти непонятные другим. И выслушав, ахнула, поворачиваясь к мастеру Сенуру.

— Клятва Эрриса короля вершит волшебство Асура! Принцесса Эрла покинула пределы королевского парка. И пока она находится за его стенами, злое волшебство не остановить. Вот что мне спел соловей. Мы должны вернуть Эрлу, пока не сделалось слишком поздно.

— Пока не слишком поздно, — эхом повторил Сенур, вскакивая, — скорее, мы должны догнать Эрлу и вернуть ее!

И все вместе они побежали по широкой дороге, уводящей от лестницы в парк, а оттуда через лужайки и купы красивых деревьев — к первым внутренним воротам.

Сенур хорошо понимал, какой силой обладает его злой брат, и еще лучше понимал — им не угнаться за повозкой принца Эли пешком, но что оставалось делать?

Солнце уже укладывалось в мягкий туман над самым горизонтом, делая свой свет тоже мягким рассеянным, но не забирая его совсем, ведь то были времена, когда и солнце, и луна оставались на небесах вместе, и сейчас узкий лунный серп сверкал в вышине, как начищенное серебро, охраняя сон своего дневного друга. Травы и кусты словно припорошила жемчужная дымка, и механические птицы разом умолкли, чтобы одновременно запеть утром. Кованые сверчки и кузнечики молчали, замерев среди каменной травы неживыми тельцами. Только быстрые шаги по плитам дороги, да тяжелое дыхание испуганных девушек, что торопились следом за длинноногим Сенуром. И тихие трели серого соловейки — он летел над головой Келайлы, повторяя ей то, что узнал во дворце.