Левиафан - [2]

— Ну скорей, Филикс, дорогой мой, — сказала она, поторопив меня с поезда и громко захлопнув дверь вагона. — Ну и ну! Ты вырос. Скорее лягушка, чем головастик! Клянусь, ты такой же длинный, как Шиллинг. Пойдем в машину. Нам еще добрый час ехать.

В пути я открыл окно и почувствовал, как прохладный соленый ветер обжигал мне лицо. Тетя жила недалеко от моря. Она приходилась отцу сестрой. На самом деле ее звали Флоренс, но все называли ее Флорин. Поэтому она окрестила своего единственного сына, моего двоюродного брата, Шиллингом*.[*До того, как британскую денежную систему перевели на десятичный принцип, флорин был монетой достоинством в два шиллинга, а в одном фунте было 20 шиллингов. Как правило, слова «флорин» и «шиллинг» не употребляются в качестве имен.] Он был на три года старше меня и мечтал стать астрономом.

— Ты ни о чем не беспокойся, — сказала тетя. — Развлекайся. Совсем неплохо отдохнуть недельку от школы. У Шиллинга новый телескоп. Через него видны все кратеры на луне. А иногда, если наведешь его на море, можно увидеть китов-лоцманов. Мне становится страшно.

Мы уже подъехали к океану: плоскому, необозримому серому пространству, которое сливалось с небом. Создавалось ощущение, что ты стоишь на краю земли и, не отрываясь, смотришь в никуда.

— Ты не должен винить свою мать, — тихо сказала тетя Флорин. — Иногда… иногда нам кажется, что долгие годы мы живем счастливо, и ничто нам не грозит. Но на самом деле это не так. Мы счастливы только потому, что больше ничего не знаем. Потом… потом что-то происходит. В жизни приходится иногда рисковать.

Когда мы добрались до теткинского коттеджа, было уже темно.

Выйдя из машины, я почувствовал, что от воздуха у меня перехватило дыхание. В небе сиял миллион звезд, холодных и красивых. Вдали, сквозь темноту, раздавался шум прибоя.

Тетя Флорин провела меня в коттедж.

На кухне дядя Шон готовил ужин. Высокими худой, он как бы являлся вытянутой копией своей жены. Он обнял и усадил меня. На ужин была моя самая любимая еда: цыпленок, чесночный хлеб и ананас со сливками. Они относились ко мне с нежностью, пониманием, как будто я болел или скорбел о чем-то. Только после того, как мы поели, я спросил, где Шиллинг.

— Он на берегу у скал, — объяснил дядя. — Он взял туда телескоп. Говорит, что там лучше видны звезды. А тебя интересуют другие планеты, Филикс?

— Не знаю, — сказал я. — Наверное, нет.

Мы пили чай с печеньем.

Потом я начал зевать.

— Ну, пора на покой, — сказала тетя Флорин.

Она показала мне, где я буду спать. В комнате Шиллинга для меня поставили раскладушку.

— Я решила, что здесь тебе будет лучше, — пояснила она. — И Шиллингу тоже. Наверняка вам есть о чем поговорить. Видит Бог — с нами-то он и словом не обмолвится. — Она поцеловала меня. — Ну, спи, Филикс Фрост.

Раздевшись, я залез в постель. Простыни были холодными и гладкими. Она была так непохожа на мою постель дома, что, несмотря на усталость, я долго не мог заснуть.

Мне снилось, что я был великолепным морским существом, огромным и серым. Тело мое, несущее шрамы времени, было облеплено морскими уточками. Кожа напоминала карту небес, а мои великолепные плавники укрывали разных рыб.

Я медленно поднялся на поверхность своего океана, и из моего тела вырвался фонтан воды. Какое-то время я дышал воздухом, а мои крошечные глазки наблюдали за падающими звездами. Надо мною, сверкая, вращались небеса: такие же огромные и полные разрушительной силы, как и океан. Мне казалось, что я застыл между двумя мирами. Затем вдали я увидел темную массу. Суша. Одно легкое движение величественного хвоста, и я уже плыл по направлению к ней.

Меня разбудил голос.

— Ты спишь?

Моргая спросонья, я открыл глаза.

— Нет, — сказал я.

Шиллинг сидел на краю матраца. Он был голым по пояс и полотенцем вытирал свои короткие, черные волосы. Сквозь окно в комнату проникал лунный свет, поблескивая на его гладком мокром теле. От него пахло ночью и прибоем, и этот сильный, заполняющий собою пространство аромат привел меня в изумление.

— Твои родители вроде бы расходятся, — сказал он, вставая.

Он был гораздо выше, чем я помнил его. Он повернулся, а я уставился на его широкую мускулистую спину, лопатки и напоминающий гусеницу позвоночник. Это было все равно, что заглянуть в другую вселенную или океан.

— Ты не переживай из-за этого, — продолжил он, снимая брюки. — Родители всегда спорят. Мои только этим и занимаются. Меня это никогда не волнует. Знаешь, что мне единственно интересно? — спросил он, стоя передо мной.

— Что? — спросил я.

Он сказал мне, чтобы я встал с постели и затем подвел меня к телескопу перед окном. Онвнимательно посмотрел в него и сфокусировал резкость. — Вот! — воскликнул он. — Посмотри!

Я приник к глазному отверстию. Молочно-белая поверхность луны казалась такой близкой, что я мог дотронуться до нее. Кратеры переливались серебристо-голубыми оттенками. Я в изумлении не отрываясь смотрел на сияющую поверхность.

— Ей до нас нет дела, — прошептал мне Шиллинг на ухо. — Другой мир. Ничто здесь не может расстроить меня, пока тот мир существует. Видишь, всегда есть другие миры.