Левиафан - [72]

Шрифт
Интервал

Больше ничего узнать мне не удалось. Прошло восемь месяцев, и, когда в конце июня мы с Айрис снова приехали в Вермонт, я уже не надеялся увидеть своего друга. Из множества возможных сценариев самым вероятным казался такой: Сакс сгинул окончательно. Сколько еще будут продолжаться взрывы? Когда все это кончится? Ответа я не знал. Даже если все кончится, скорее всего, я никогда об этом не узнаю. В том смысле, что для меня эта история будет тянуться вечно и отравлять меня своим ядом. Оставалось только смириться, привыкнуть жить с ощущением неопределенности. Как я ни жаждал развязки, рассчитывать, что я ее дождусь, не приходилось. Я задержал дыхание, но долго ли можно так выдержать? Рано или поздно приходится снова вдохнуть воздух — даже если он заражен, даже если он несет тебе смерть.

Статья в «Таймс» застигла меня врасплох. Я настолько привык к неизвестности, что ничего другого уже и не ждал. На безлюдной дороге в Висконсине от взрыва погиб человек… может, Сакс, а может, и нет. Поверил я лишь тогда, когда ко мне пожаловали агенты ФБР, и то не сразу; окончательно меня убедила обнаруженная в кармане убитого телефонная книжка с моим нью-йоркским номером. После этого я мысленно увидел картину, и эта картина навеки отпечаталась в моем мозгу: яркая вспышка — и моего несчастного друга разносит в мелкие клочки.

Агенты пришли ко мне два месяца назад. На следующее же утро я засел за эту книгу и с тех пор писал в состоянии паники, не зная, сколько времени у меня в запасе и успею ли я закончить. Как я и предсказывал, фэбээровцы вплотную занялись моей скромной персоной. Они поговорили с моей матерью во Флориде, и с моей сестрой в Коннектикуте, и с моими друзьями в Нью-Йорке. Все лето после их визитов мне звонили разные люди, обеспокоенные тем, что я влип в какую-то историю. Пока еще не влип, но ждать недолго. Как только мои новые знакомцы Уорти и Харрис поймут, что я с ними был, мягко говоря, не слишком откровенен, у них сразу появится на меня зуб. От меня уже ничего не зависит. Надо думать, предусмотрена какая-то статья за сокрытие от органов важной информации, но мог ли я поступить иначе! Ради Сакса я должен был помалкивать, и я должен был ради него написать эту книгу. Он не побоялся доверить мне свою историю, и я бы сам себе не простил, если бы спасовал в такую минуту.

Черновой вариант, написанный за месяц, получился совсем короткий — такой скелет будущей книги. Пользуясь тем, что дело продолжало оставаться открытым, я начал заполнять пробелы, и в результате каждая глава выросла более чем вдвое. Я намеревался постоянно возвращаться к рукописи и с каждым вариантом добавлять новый материал, пока полностью не выскажусь. Теоретически этот процесс мог растянуться на месяцы, а то и годы. Но, как выяснилось, два месяца — это все, чем я располагал. Переписывая рукопись по второму разу и дойдя до середины четвертой главы, я был вынужден остановиться. Произошло это вчера, и я до сих пор не могу прийти в себя от неожиданности развязки. В деле поставлена точка, и, стало быть, в книге поставлена точка. Эти последние страницы я дописываю только для того, чтобы рассказать, как они докопались до истины, чтобы зафиксировать на бумаге этот маленький сюрприз, последний поворот, венчающий мою историю.

Этот орешек разгрыз Харрис, тот, что постарше, более разговорчивый агент, расспрашивавший меня про мои сочинения. Он таки пошел в магазин и купил несколько моих книг, как и обещал во время июльского визита. Уж не знаю, собирался ли он их читать или действовал по наитию, но приобретенные им экземпляры оказались с моим автографом. Наверно, у него отложились в памяти мои слова о том, что какой-то странный тип расписывается за меня на моих книжках, и дней десять назад он позвонил мне и поинтересовался, не бывал ли я в таком-то книжном магазине в маленьком городке неподалеку от Олбани. Нет, ответил я, никогда не был в этом городке. Он поблагодарил меня и повесил трубку. Я не стал врать, поскольку не видел в этом необходимости. Он ведь не спрашивал меня о Саксе. Он ищет человека, который зачем-то за меня расписывается, ну и пусть себе ищет! Я решил, что он оказывает мне услугу, а на самом деле дал ему ключ к разгадке. Он тут же передал книги в лабораторию криминалистики ФБР, и после тщательной экспертизы там обнаружили на страницах самые разные отпечатки пальцев. Одни из многих «пальчиков» принадлежали Саксу. О существовании Бена они давно знали, и для дотошного Харриса не составило труда соединить концы. Отсюда потянулась длинная цепочка, и когда агент Харрис вдруг пожаловал ко мне вчера, он уже успел сложить эту головоломку. Сакс погиб от взрыва бомбы в Висконсине. Сакс убил Рида Димаджио. Сакс был Призраком Свободы.

Харрис пришел ко мне без своего хмурого напарника. Айрис с детьми уехали в бассейн, и я опять оказался дома один. Стоя на крыльце, я смотрел, как он выходит из машины. Харрис был в оживленном, даже приподнятом настроении, не то что в прошлый раз, и приветствовал он меня как старого знакомого или коллегу по работе, одним словом, как человека, вместе с которым он бьется над разгадками бытия. Он сразу объявил, что у него есть новости и что, вероятно, они будут мне небезынтересны.


Еще от автора Пол Остер
Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Храм Луны

«Храм Луны» Пола Остера — это увлекательная и незабываемая поездка по американским горкам истории США второй половины прошлого века; оригинальный и впечатляющий рассказ о познании самих себя и окружающего мира; замечательное произведение мастера современной американской прозы; книга, не требующая комментария и тем более привычного изложения краткого содержания, не прочитать которую просто нельзя.


4321

Один человек. Четыре параллельные жизни. Арчи Фергусон будет рожден однажды. Из единого начала выйдут четыре реальные по своему вымыслу жизни — параллельные и независимые друг от друга. Четыре Фергусона, сделанные из одной ДНК, проживут совершенно по-разному. Семейные судьбы будут варьироваться. Дружбы, влюбленности, интеллектуальные и физические способности будут контрастировать. При каждом повороте судьбы читатель испытает радость или боль вместе с героем. В книге присутствует нецензурная брань.


Нью-йоркская трилогия

Случайный телефонный звонок вынуждает писателя Дэниела Квина надеть на себя маску частного детектива по имени Пол Остер. Некто Белик нанимает частного детектива Синькина шпионить за человеком по фамилии Черни. Фэншо бесследно исчез, оставив молодуюжену с ребенком и рукопись романа «Небыляндия». Безымянный рассказчик не в силах справиться с искушением примерить на себя его роль. Впервые на русском – «Стеклянный город», «Призраки» и «Запертая комната», составляющие «Нью-йоркскую трилогию» – знаменитый дебют знаменитого Пола Остера, краеугольный камень современного постмодернизма с человеческим лицом, вывернутый наизнанку детектив с философской подоплекой, романтическая трагикомедия масок.


Измышление одиночества

«Измышление одиночества» – дебют Пола Остера, автора «Книги иллюзий», «Мистера Вертиго», «Нью-йоркской трилогии», «Тимбукту», «Храма Луны».Одиночество – сквозная тема книги. Иногда оно – наказание, как в случае с библейским Ионой, оказавшимся в чреве кита. Иногда – дар, добровольное решение отгородиться от других, чтобы услышать себя. Одиночество позволяет создать собственный мир, сделать его невидимым и непостижимым для других.После смерти человека этот мир, который он тщательно оберегал от вторжения, становится уязвим.


Музыка случая

Один из наиболее знаковых романов прославленного Пола Остера, автора интеллектуальных бестселлеров «Нью-йоркская трилогия» и «Книга иллюзий», «Ночь оракула» и «Тимбукту».Пожарный получает наследство от отца, которого никогда не видел, покупает красный «Сааб» и отправляется колесить по всем Соединенным Штатам Америки, пока деньги не кончатся. Подобрав юного картежника, он даже не догадывается, что ему суждено стать свидетелем самой необычной партии в покер на Среднем Западе, и близко познакомиться с камнями, из которых был сложен английский замок пятнадцатого века, и наигрывать музыку эпохи барокко на синтезаторе в тесном трейлере.Роман был экранизирован Филипом Хаасом — известным интерпретатором таких произведений современной классики, как «Ангелы и насекомые» Антонии Байетт, «На вилле» Сомерсета Моэма, «Корольки» Джона Хоукса, «Резец небесный» Урсулы Ле Гуин.


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.