Level Up. Рестарт - [50]

Я жив, я здоров, я спокоен. Все будет хорошо.

Далеко не всегда я поступал правильно, зачастую выбирая собственные эгоистичные желания. Надо помочь Яне по дому? Не могу, у меня рейд. Родители зовут в гости? В другой раз, у меня рейд. Заказчик ждет выполненную работу? «Простите, заболел, все будет к понедельнику!», а сам — нет, даже не в рейд, а просто — лень. К чему это привело, видно и без глубокой аналитики.

Поэтому без колебаний, с осознанием правоты, ловлю такси и еду домой. Потому что в любой ситуации, требующей выбора, надо выбирать семью и близких.

А у меня дома Ричи весь день не выгулянный.

Рациональное зерно в этом решении есть. Пока коллеги доедут, пока рассядутся, пока сделают заказ, перебивая друг друга, пока им принесут заказ… У меня есть час точно, и здорово, что работа не очень далеко от дома, а пробок уже нет — я успеваю выгулять пса, перекинуться в сухое и добраться до ресторана.

Скулеж Ричи слышен, когда я еще поднимаюсь в лифте. Он уже не в силах терпеть — я только начинаю открывать дверь, как в образовавшуюся щель, обиженно лая, проскакивает черная молния, тычет влажным носом мне в ладонь и бежит к лифту.

— И тебе здравствуй, Ричард! Идем гулять! — отвечаю собаке и любезно жму кнопку вызова. Ричи нетерпеливо скребет лапой по створкам кабины.

В кабине лифта он чуть не ползает по стенам, но терпит. Вот с кого бы пример брать некоторым жильцам нашего дома!

Выгул не занимает много времени. Через полчаса я сижу в такси и еду в «Серебро»…

— Ну и погодка, да? — начинает разговор усатый таксист пятого уровня. — Сейчас бы дома за столом у телека посидеть, грамм сто опрокинуть, а потом борщеца со шкварками да со сметанкой навернуть, хлебушка черного с чесночком…

От нарисованной картины рот наполняется слюной. В салоне машины жарко, я зеваю, но поддерживаю беседу.

— Это да, я бы тоже не отказался. Весь день на ногах, и не ел ничего толком.

— А это ты зря, сынок, кушать надо по расписанию! Ты, небось, и в армии не служил, что о таких простых вещах понятия не имеешь? — он начинает немного злиться, вижу по индикатору. — Откосил, небось? Сейчас все косят, а долг Родине отдать — ищи ветра в поле!

Таксист внимательно смотрит на меня в зеркало заднего вида, ожидая ответа на свой вопрос о моей службе в армии. В армии я не служил, но его снисходительно-покровительственный обвиняющий тон мне не нравится.

Прикрываю глаза, не желая с ним общаться…

От ответа на неудобный вопрос меня спасает чей-то звонок. Водитель убавляет громкость радио — то ли из соображений тактичности, то ли, чтобы не пропустить, о чем буду говорить.

— Алло, Филипп, это ты? — узнаю голос Павла.

— Да, Павел Андреевич, слушаю.

— Ты далеко?

— Еду, скоро буду.

— А, ну так даже лучше. Короче, шеф просил передать, что мы не нуждаемся в твоих услугах, и ты можешь не приезжать. Удачи!

Удачи? Да они охренели!

— Паша, погоди! — я еле скрываю бешенство.

— Чего еще, Филя? — он передразнивает мой тон и смеется, после чего резко серьезнеет. — У меня нет времени с тобой лясы точить, нам горячее уже принесли.

— Да просто скажи, как мужик мужику, почему? Я ожидал чего угодно, вплоть до кидалова с бонусом, но чтобы так — вы в своем уме? Я за полдня принес вам контракт, который ранее вам мог только сниться — я что, плохой продажник?

Павел молчит. Я слышу, как он встает из-за стола и отходит от веселого шума застолья.

— Я не знаю, какой ты продажник! Сегодня тебе повезло, ты сам говорил, что встретил Виницкого случайно. Собственно, саму продажу сделали мы с шефом: договорились и подписали договор. В чем было твое участие? В молчаливом присутствии?

— Да ни хрена бы вы не продали, если бы я не убедил владельца!

— Да откуда нам знать, встречался ты с ним или нет? Может ты просто нашел визитку Германа? Короче, все, мне пора.

Связь обрывается. Сижу, уткнувшись взглядом в телефон, и он снова звонит. Это мама. Откашливаюсь, чтобы придать голосу невозмутимость.

— Мама, привет!

— Филипп, ты где? — мамин голос взволнован и напряжен.

— Еду по работе…

— Кира умерла!.. — Мама перебивает, не дослушав, и начинает рыдать. — Сынок! Кирочку убили!

— Мам…

Я оглушен. У меня разрывается сердце и отнимается речь. Рыдания матери сотрясают трубку. Слышу глухой голос отца:

— Филипп, приезжай в третью городскую. Мы здесь.

Слышу, как отец успокаивает мать, забыв отключиться. Я слушаю мамин плач и неловкие утешения папы, и мне хочется выть.

— Шеф, мне надо в больницу, сестра умерла.

— Соболезную, — отвечает таксист.

Он везет меня какими-то окольными путями — через какие-то дворы, маленькие улочки. Я закрываю глаза, чтобы прочувствовать горе, остаться с ним один на один. Через какое-то время понимаю, что он не уточнил, в какую больницу мне нужно, а потом чувствую слабый укол в шею и отключаюсь…

Очнувшись, понимаю, что не могу ничем пошевелить. Сквозь полуоткрытые глаза где-то вдали вижу ярко освещенный потолок. Верхний край поля зрения забит иконками дебафов — интоксикация, паралич, обезвоженность, голод, бессилие, подавление силы воли. Слышу чей-то глухой безэмоциональный голос:

— Объект пришел в себя.

Силюсь посмотреть, но ничего не чувствую. Пытаюсь спросить, где я, но язык прилип к нёбу.