Левая политика. Текущий момент. [заметки]
1
Данная статья подготовлена на основе доклада, который был прочитан в октябре 2006 года на семинаре, проведённом Институтом проблем глобализации совместно с Фондом им. Ф. Эберта и Всероссийской конфедерацией труда в Самаре.
2
Интересно, кстати, что либеральные идеологи готовы поддержать меры правительства по приватизации компаний или даже по принудительному расчленению монополий на несколько конкурирующих предприятий, не замечая, что при этом речь опять же идёт о государственном вмешательстве — точно так же, как и при национализации. Другой вопрос: почему национализация естественных монополий даёт обычно позитивный эффект, а их приватизация и расчленение — нет. Беда именно в том, что монополии действительно являются естественными, их монополизм предопределён не размерами и положением на рынке, а технологией и природой самого занимаемого ими сектора экономики. Например, такого, как железные дороги. Все многократно предпринимавшиеся в истории попытки наладить здесь «свободную конкуренцию» приводили лишь к хаосу и крушению поездов.
3
Речь идёт, точнее говоря, вообще о специфике «общества модерна», возникшего в период Великой французской революции. Но наиболее отчётливо и повсеместно эта специфика начала проявляться, как считает Агамбен, только после Первой мировой войны.
4
Agamben G. Ausnahmezustand. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2004. S. 21.
5
Op. cit. S. 102.
6
Op. cit. S. 26–27. См. также: «Своеобразным индикатором этой динамики баланса отношений властей может служить авторство законодательных инициатив — то есть соотношение законопроектов, внесённых самими парламентариями (индивидуально или коллективно), и законопроектов, представленных на рассмотрение парламента исполнительной властью (правительством). Как показывает опыт США, за последние сто лет пропорция изменилась однозначно в пользу исполнительной власти, взявшей верх над законодательной (примерно 90 % против 10 %). И это несмотря на все вербальные атаки американских консерваторов и неолибералов, направленные против «большого правительства». Естественно, это легко объяснимо так называемым концом политики в традиционном смысле слова — правление сменилось управлением» (Кильдюшов О. Борьба за перераспределение // Политический журнал. 2006. № 116).
7
Это высказывание имеет эмпирическое содержание ровно настолько, насколько можно верифицировать утверждение о том, что «общественное мнение» «поддерживает» действия президентской власти.
8
Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы. СПб.: Наука, 2005. С. 158.
9
Там же.
10
Там же. С. 33.
11
Так считает Шмитт, но отрицает, опираясь на Вальтера Беньямина, Джорджо Агамбен.
12
Следует, правда, попутно заметить, что реальные политики на Западе демонстрируют намного больше сдержанности и понимания данной сложной ситуации российской власти.
13
Здесь мы не будем специально задерживаться на этом вопросе, но можно показать, что по своей структуре та система власти, которая выстраивалась на протяжении последних лет, организационно отстраивается под механизм функционирования диктатуры. В первую очередь, речь идёт о нескрываемом технократизме действующей политической системы. Он выражается в ориентации на «профессионалов» и, соответственно, в отстранении от рычагов власти «болтунов» (то есть носителей политического высказывания), «политических» предпринимателей и т. д. Одна из важнейших ипостасей технократизма — узкая экономическая рациональность, проявляющаяся в языке и стратегических ориентирах действующей власти («удвоение ВВП»). Такого рода моменты предполагают, в конечном счёте, выстраивание механизма, который должен идеально отрабатывать команды после нажатия пусковой кнопки на центральном пульте.
14
Перевод 1864 года был конфискован цензурой.
15
Гоббс Т. Соч. в 2-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 234.
16
Munkler Herfried. Tomas Hobbes. Frankfurt/New York: Campus Verlag, 2001. S. 78.
17
Гоббс Т. Соч. в 2-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 167–168.
18
Слово «суверенная» здесь не является продуманным понятием, отсылающим к какой-то определённой политической доктрине. Видимо, необходимо было подобрать какое-то прилагательное к слову «демократия», которое бы указывало на то, что в России она «особая».
19
Русское слово «множество» подошло бы, но оно, в отличие от большинства европейских языков, уже «занято» математическим понятием «множества» как единства, которое имеет противоположный multitude смысл. Поэтому я предлагаю перевод «множества». Сами Негри и Хардт в продолжающей проблематику «Империи» книге «Multitude» указывают, что multitude в количественном отношении не определено, оно одновременно единично и множественно (см.: Negry A., Hardt M. Multitude. N.Y.: Penguin Press, 2004. P. 225). См. также только что вышедшее русское издание книги: Негри А., Нардт М. Множество. Война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006.
20
Сен-Жюст Л.-А. Речи. Трактаты. СПб.: Наука, 1995. С. 152.
21
Negry A., Hardt M. Multitude. N.Y.: Penguin Press, 2004. P. 194–196.
22
Хардт М., Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004. С. 368, перев. изменён.
23
Ferguson N. Empire. The Rise and Demise of the British World Order and the Lessons for Global Power. N.Y.: Basic Books, 2003.
См. также: Космополис. 2003. № 3. С. 11–29.
24
См.: Clark W. Winning Modern Wars: Iraq, Terrorism, and the American Empire. Cambridge, MA: Perseus books, 2003.
25
Kriegel B. Etat de droit ou Empire? P.: Bayard, 2002.
26
Из интервью А.И. Колганова автору статьи.
27
Из интервью В. Гутника автору статьи.
28
Новая газета, 30 ноября 2006 г.
29
Там же.
31
Завтра. 2006. № 38.
Имя Бориса Кагарлицкого хорошо известно читателям, которым знакома лучшая политическая публицистика России. Свою деятельность он начал еще во времена СССР и был арестован тогда по обвинению в антисоветской пропаганде, хотя придерживался социалистических взглядов. Позже Кагарлицкий участвовал в создании ряда политических организаций левого толка, возглавил Институт глобализации и социальных движений. Книги и статьи Кагарлицкого, написанные живо и глубоко, с блестящим анализом политических событий, неизменно вызывают большой читательский интерес. Новая книга Б.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Политическая история постсоветской России, написанная с марксистских позиций. Анализ социальной природы сложившегося государства, основных политических сил и действующих лиц, показывающий несовместимость демократии и капитализма в современных условиях.
Автор данной книги Борис Юльевич Кагарлицкий – социолог и публицист, директор Института глобализации и социальных движений – известен российским и зарубежным читателям своими произведениями «Политология революции», «Периферийная империя», «Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали» и другими.В книге «Восстание среднего класса» Борис Кагарлицкий отвечает на актуальный вопрос: почему сердцевиной бунта, происходящего в наши дни, являются не голодающие массы, а средний класс. На улицы городов, на митинги и демонстрации выходят теперь достаточно обеспеченные люди, которым, казалось бы, есть что терять.По мнению автора, средний класс, который всегда считался гарантом стабильности общества и опорой демократии – больше таковым не является.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Демократия, основанная на процедуре выборов, тяжело больна. Граждане охвачены апатией, явка избирателей падает, политические партии, подстегиваемые коммерческими СМИ, больше думают об электоральных баталиях, чем о решении насущных проблем общества. Как получилось, что процедура, считающаяся фундаментом демократии, обернулась против нее? Можно ли спасти демократию, или она вот-вот падет под натиском популистов и технократов? Давид Ван Рейбрук (род. 1971), бельгийский историк и писатель, считает, что в действительности деятели Американской и Французской революций, в ходе которых были заложены основы нынешних западных политических систем, рассматривали выборы как инструмент ограничения демократии.
Фашизм есть последнее средство, за которое хватается буржуазия, чтобы остановить неумолимо надвигающуюся пролетарскую революцию. Фашизм есть продукт страха буржуазии перед этой революцией. А так как революция назревает во всех странах, в которых существует капитализм, то и фашизм в виде уже сформировавшихся организаций или в виде зародышей — существует повсюду. В сборнике помещены статьи о фашизме в ряде европейских стран.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В XX веке была сделана попытка реализовать в политической практике теории, возникшие в XIX веке. И поскольку XIX век был веком утопий, XX век стал веком узаконенного террора. В XX веке была изобретена псевдодуховность, потому что современный рационализм иссушил души людей. Но эта ложная духовность основывается на рационализме прошлого. Исчезнувшие религии заменены мифами о возрождении. Политика потеснила Церковь, изобретя свой собственный катехизис, свой ритуал и назначив своих собственных пастырей. Пообещав рай на земле, она совершенно естественно порождает политический фанатизм.Все политические концепции XX века претендуют на революционность, за исключении концепции правового государства.
От автора: Этот текст видится мне вполне реальным вариантом нашего государственного устройства в недалеком будущем. Возможно, самым реальным из всех прогнозируемых. Дело в том, что у каждой государственной системы есть вполне определенные исторические и технологические предпосылки. Верховая езда родила рыцарство и феодализм. Огнестрельное оружие родило «демократию по-американски». Сейчас интернет, продвинутые технологии и переизбыток огнестрельного оружия, рождают новую власть. Новое мироустройство, которого не было никогда прежде. Добро пожаловать в новый прекрасный мир!
Свою новую книгу Юрий Мухин начинает с критического разбора печально знаменитых «Протоколов сионских мудрецов», чтобы показать, какие представления о государстве, политике и экономике существуют в конспирологической литературе, как они сбивают с толку тех, кто интересуется этой темой. Далее он пишет о том, что в действительности представляет собой государство, на каких принципах оно основано, какая связь присутствует между политикой и экономикой. Не довольствуясь теоретическими построениями, автор приводит примеры из жизни западных государств и нашей страны – в частности, подробно останавливается на анализе либерализма в прошлом и настоящем, на влиянии этого политэкономического течения на Россию. В последней части книги Ю.