Лев Спарты - [8]

В группе делегатов, сидящих на скамье рядом с Фемистоклом, послышалось недовольное роптание. Он резко развернулся в их сторону.

– Или мы должны, как предлагают здесь некоторые, приползти на коленях к персидскому царю и умолять о крохах варварской милости?

Один из группы встал.

– Почему бы хотя бы не узнать, какие условия может предложить нам Ксеркс?

Сарказм в голосе Фемистокла ударил подобно бичу.

– И в самом деле – почему? Какие цепи выберете, господин, железные или бронзовые? Каким клеймом желаете пометить вашу жену и детей? Или вы предпочтете по славному персидскому обычаю закопать их живьем в землю? Говорите же, господин. Вне всякого сомнения – это последняя ваша возможность свободно высказать свое мнение.

Еще один делегат со злостью вскочил на ноги.

– Довольно, хватит болтовни. Давайте трезво оценим ситуацию. Обещает ли Фемистокл, что афиняне будут сражаться, защищая другие государства?

Ропот перешел в крик. Ожесточившиеся присутствующие вспомнили старые обиды.

Сидевший на некотором расстоянии от Фемистокла Леонид из Спарты молчал. Мы, спартанцы, не претендуем на умение красиво говорить: нам не по душе свойственная афинянам величавость и словоохотливость. Если нужно что-нибудь сделать, – мы принимаем решения и выполняем их. Но здесь… какое решение, думал утомленный бранью присутствующих Леонид, может родиться в этом противостоянии верности и вероломства? Перед его глазами постоянно возникала зловещая картина – разрастающаяся темная масса персов на марше. Скоро она заполнит этот зал, погасит свет свободы и покатится дальше, поглощая все на этой земле и на землях, что лежат за нею.

А эти люди все еще предавались болтовне.

Фемистокл вскричал:

– Афиняне? Будут ли афиняне драться? Все истинные греки будут драться в этой войне, пока будет хотя бы пядь земли, за которую можно драться. Они будут сражаться на суше и на море, в полях и у своих домов. Они никогда не покорятся. Любой грек, замысливший сдаться на милость врага, – изменник, который будет заклеймен позором до конца времен.

Возможно, кто-то скажет, что Фемистокл произнес это, поддавшись порыву чувств. Мы все прекрасно знали о проблемах, вставших перед некоторыми малыми государствами. Беззащитные Локрида, Фокида и Дорида лежали на пути захватчиков. Они не могут сражаться по одиночке, и было бы несправедливо обвинять их в предательстве.

Именно локрийцы отреагировали первыми:

– Спарта – а что Спарта?

Со всех сторон охотно подхватили:

– Спарта! Дайте слово спартанцам!

Леонид поднял голову, и в него сразу же вонзились обиженные и обвиняющие взгляды. Впрочем, стоило им скреститься с напряженным взором Леонида, как глаза сразу же отводились в сторону.

Фемистокл произнес:

– Всем известно, что Спарта всегда стояла на защите общегреческих интересов, главенствуя на суше, в то время, как Афины были лидерами на море. Поэтому, в эту трудную минуту мы должны обратиться к братьям-спартанцам с просьбой возглавить наши силы. В связи с этим я взываю к царю Спарты Леониду.

Он повернулся к Леониду с величественным жестом и уважительным поклоном.

– Господин, согласятся ли твои спартанцы руководить нами в этой битве с персидским царем?

Леонид медленно поднялся и повернулся лицом к собравшимся. Бормотание сменилось полной тишиной.

– Клянусь в этом, – произнес он, – честью Спарты.

– Как можем мы верить кому-то на слово, – вопрос был брошен в него из глубины мраморного зала подобно камню, – когда речь идет о жизни и смерти наших людей?

На какое-то время всем присутствующим показалось, что все вновь вернется к исполненным страха и неразберихи пререканиям. В этот момент в зале опять прозвучал голос Леонида.

– Мы в Лаконии привыкли к немногословию, но если мы что-нибудь скажем, то остаемся верными нашим обещаниям. Спартанцы первыми нанесут удар в этой войне, независимо от того, пойдут за нами остальные или нет.

Фемистокл быстро подхватил:

– Царь Леонид, благодарю тебя от имени Греции. И еще хочу дать встречное обещание. Если спартанцы возглавят борьбу греков, Афины уступят им право руководства полностью – не только на земле, но и на море.

В зале воцарилась гробовая тишина. Фемистокл насладился ею в полной мере, а потом закончил:

– Во имя единства греков с этого дня все афинские корабли перейдут под командование спартанцев.

И зал вновь загудел – но это уже был гул уважения, возрождающейся надежды и уверенности.

– Голосуем, давайте голосовать!

Сидящий выше остальных делегатов президент поднял руку для наведения порядка.

– Мы выслушали предложения Афин и Спарты, двух наших самых крупных государств. Теперь мы должны выслушать и остальных. Отвечайте, когда будете названы.

Один за другим он начал поднимать кандидатов. Некоторые из них горели энтузиазмом, хотя еще несколько минут назад были бледны в своей нерешимости. Если Спарта выступит – Аркадия тоже выступит. Если Спарта выступит, а Афины пошлют свой флот, эвбейцы будут сражаться. Коринф последует за Спартой. Беотия намерена воздержаться. Аргос…

Обещания и аргументы восходили к потолку, который нашептывал их эхом обратно. Казалось, что это эхо останется здесь несмолкаемым навечно, превратившись в бессмертное свидетельство выступлений греков перед лицом величайшей опасности.