Лев на площади - [6]

Лоу. А тебя зовут Бубуль. Бу-буль. (Смеется.)

Бубуль. Боже мой, как это замечательно! Я думала, что такие вещи случаются только на экране. (Прижимается к нему.) Милый… Ты такой необыкновенный. Ничего, что я говорю тебе «ты»? Я от счастья теряю голову. Я сижу с человеком, который знает всех сенаторов. Это как в сказке… Милый, ты, может быть, знаком и с президентом?

Лоу. Угу. Недавно забежал в Белый дом, пожал ему руку. Откровенно говоря, он не производит большого впечатления. Я лично предпочитаю Джима. Но пока он президент — пускай. Он никому не мешает делать доллары.

Бубуль. Боже, никогда не думала, что мне так повезет! У меня есть подруга, она живет не здесь, в Арле. Ей тоже повезло — на ней хотел жениться американский лейтенант. Но ведь то был простой лейтенант, а ты знаком с президентом. И потом он на ней не женился. Он обещал ей прислать чулки и надул. Милый, ты ведь приехал сюда с важной миссией, правда? Я никому не расскажу…

Франсуа. Прошу прощения, сударь, закрываем — в одиннадцать выключают свет.

Лоу. Глупо и безнравственно.

Франсуа. Вот именно. Я читал, что в Германии кафе открыты до двенадцати. Почему же победители должны жить хуже побежденных?

Лоу. Я вас отправлю в комиссию по антиамериканской деятельности. Официант не должен философствовать, официант должен подавать. Когда человек занят делом…

Бубуль. Милый, ты выпил одиннадцать коньяков, и ты еще думаешь о делах?

Лоу. Угу.

Франсуа. С вас, сударь, тысяча четыреста франков. Чаевые не включены.

Лоу. Чаевые выключены. Как свет… У меня сейчас нет долларов. Чековая книжка и перспективы.

Франсуа (хозяйке). Мечтал о долларах без американцев, а получил американца без долларов.

Хозяйка (просыпается). Какой ужас! И ко всему эта бомба…

Свет гаснет.

Лоу. Угу. Знаешь, я, кажется, начинаю замечать, что ты — женщина.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Редакция газеты «Фламбо дю миди». Кабинет редактора. Большой стол завален газетами, гранками, письмами. Бутылка ликера, две рюмки. Цветы. Женская перчатка. На стенах фотографии актрис и лошадей. Маленький столик с пишущей машинкой. В кресле редактор, он просматривает газету. Перед ним репортер Пьер Желино, бедно одетый, с подбитым глазом.

Редактор (не глядя на Желино). Ну, собрали материал?

Желино. Кое-что есть. Вчера вечером было собрание. Забастовка должна начаться послезавтра или в четверг. Шено выступил с пространной речью. Я записал самое важное… (Вынимает блокнот.)

Редактор. Неинтересно. Значит, в среду или в четверг? Что вы узнали о Мари-Лу? (Смотрит на Желино.) Кто вас разукрасил? Бегаете к девочкам?

Желино. Что вы, господин Пике! У меня трое детей, мне не до этого. Это на собрании… Вдруг подымается на трибуну какой-то подлец, кричит: «Здесь присутствует журналист, который прославлял убийц Мари-Лу». Я вижу, что другого выхода нет — толпа разъярена, — говорю, что я здесь как представитель «Фламбо дю миди», а при немцах выходила «Фламбо дю жур», а они прерывают: «Это одно и то же». Я заверяю, что писал только о мелких кражах, что мой дядюшка был в сопротивлении, что немцы меня чуть было не послали на работы — ничего не действует. Один — совершенно озверелый — подбежал ко мне и спрашивает: «А кто писал про Мари-Лу?» Я отвечаю, что это мне неизвестно. Тогда…

Редактор (усмехается). А действительно, кто писал про Мари-Лу?

Пауза.

Желино. Господин Пике, вы это знаете лучше меня.

Редактор. Ладно. Что ж они с вами сделали?

Желино. Один ударил. В общем выбрался…

Редактор. Больше шума, чем беды. Что же вы узнали про Мари-Лу?

Желино. Вивьен уверяет, что ее действительно расстреляли.

Редактор. Я вас об этом не спрашиваю, это дело редактора, а не репортера. Я поручил вам собрать детали об ее прошлом.

Желино (смотрит в блокнот.) Двадцать два года, родилась здесь, дом восемь на улице Тьера, отец был механиком на заводе Дело, после школы поступила в мастерскую госпожи Мальбранш…

Редактор. Вы, может быть, собираетесь писать ее биографию? Мне нужны живописные детали. Понятно?

Желино (смотрит в блокнот). Немецкий протокол об обыске. У нее нашли револьвер немецкого происхождения, книгу Горького «Мать», триста шестнадцать франков и записку какого-то Поля, который называл ее «звездочкой». Есть данные о самой казни, перед смертью она крикнула: «Нас много»…

Редактор. Понимаю — вы собираетесь написать статейку для коммунистической газеты: «Мари-Лу или красная Жанна д’Арк». Хватит! Жалко, что я поручил такое ответственное дело вам. Вы действительно годитесь только для мелких краж. Ну? Почему вы молчите? Вы не журналист, вы пескарь. Можете итти.

Желино идет к двери.

Погодите! До вечера извольте выяснить, когда начнется забастовка — в среду или в четверг. В общем вы мало чем рискуете: если вам подобьют другой глаз, у вас будет вполне пристойный вид. Можете итти.

Желино идет к двери.

Стойте! Пришлите сюда Мими, я продиктую передовую.

Желино уходит.

Редактор выпивает рюмку, нюхает цветы. Входит Мими, нарядная, с локонами, лицо куклы. Она садится за пишущую машинку.

Мими. Ну?

Редактор. Ну?

Мими. Я жду, что вы продиктуете.

Редактор. А я жду, что ты скажешь. Я прождал вчера полтора часа. Я, кажется, редактор большой газеты, а не приготовишка.