Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого - [42]

Некоторые корабли — элегантные, состоящие из одних только кристаллических веретен и изящных гондол — казались дворцами, что дрейфуют в пустоте. Другие натужно преодолевали холодный вакуум, как истинные орудия войны; даже не понимая разум их конструктора, человек мог уловить их предназначение. Покрытые шипами, зубцами, крюками и панцирной броней звездолеты напоминали каких-то космических моллюсков. Они переливались психосиловыми щитами и щетинились оружием, а внутри каждого из них блестели поганые души ксеносов. Но там их свет горел неярко.

Примарх отправился дальше, и псионический след привел его к обтекаемым черным кораблям, окруженным яркими ореолами чужеродной энергии, что рыскали по безгласной пустоте, словно пауки в поисках кочующей добычи.

Сеть контроля не заканчивалась и здесь.

Лев двинулся по ней.

Скопище транспортников сменилось астероидным полем, а то, в свою очередь, тучей обломков — кольцом мусора на орбите мертвого расколотого мира, который медленно вращался вокруг угасшей звезды-гиганта.

— Так ваша родная планета на Северной Окраине, — сказал примарх.

Грааль промолчала. Отделенная от варпа степами сверхчеловеческого разума, она не могла говорить, но ее духу пришлось ответить.

+Да.+

Эль’Джонсон изучил каждую мелочь картины, сохранил в памяти все звездные скопления и оптические аномалии. Одновременно с этим он ощутил притяжение более масштабного сознания. Звезда съежилась, сбросив фотосферу в космос, и планета, ковылявшая вокруг нее, развалилась на куски, после чего скалы и плазма неотвратимо поползли к разверстому оку в центре Галактики. Вися над горизонтом событий, на краю забвения, Лев зачарованно смотрел в окутанный пламенем глаз Млечного Пути.

+Автохтонар кравов.+ Сабина отбивалась все слабее, и даже под свирепым адским взором, сулящим гибель всей реальности, она не могла сопротивляться зондированию примарха. +Первый. Смерть Миров.+

III

В воздухе висел густой дым с резкими привкусами горелого металла и припоя. Сотни пожаров разной величины и опасности пылали в знакомом, хотя и страшно искореженном пространстве стыковочного отсека. Сменив позу, Лев почувствовал, что стоял неподвижно дольше, чем отложилось в памяти. Тело Грааль безжизненно соскользнуло с его плеча.

Упала она со всей грациозностью трупа.

К примарху подошел Тригейн, под тяжестью лат которого вздрагивали груды мусора на палубе. Посмотрев на Савину, легионер перевел взгляд на повелителя.

— Она мертва, — кивнул Эль’Джонсон.

Затем калибанец отвернулся. Тригейну могло показаться, что он взирает в никуда, но на самом деле Эль’Джонсон вспоминал и расшифровывал пси-схему звездного скопления из полудюжины бесперспективных систем, не подающих авгур-сигналов. Располагались они в нескольких тысячах световых лет перед фронтом Великого крестового похода на галактическом севере. Лев восстановил в памяти огоньки боевого флота ксеносов, каким тот представлялся Савине. Кораблей в него входило не меньше, чем пылинок в астероидное облако, — и все они неудержимо приближались к Муспелу.

— Теперь, сын мой, учиним то же самое с ее расой.

Глава девятая

I

Аравейна пробудил настойчивый звон срочных вызовов.

Он понятия не имел, как долго они уже мигают, ибо хронометр доспеха был сломан, а огни терминалов секции, в которой находился легионер, не горели. Кодиций поднял исковерканный шлем с палубы и внимательно осмотрел борозды, оставленные на керамите психическим отпечатком когтей ксеноса. В темном нутре смятого шлема то появлялись, то исчезали вызовы. Как системы Темного Ангела пришли в негодность, так и он сам должен был быть мертв, однако, даже находясь вдали, Лев смог вмешаться, чтобы помочь своим сынам. Кравы посчитали примарха угрозой, и из-за его своевременного возвращения на «Непобедимый разум» Савина-крав отнеслась к казни Аравейна неосмотрительно.

Он должен был быть мертв.

Унизительная мысль.

Сигнал тревоги продолжал мигать, но из-за повреждений шлема Аравейн просто физически не мог просунуть руку внутрь и отключить его, поэтому сунул изуродованный шлем под мышку и захромал к командной палубе.

На флагмане легиона не существовало прямых маршрутов. Внутренняя планировка «Непобедимого разума» представляла собой настоящую головоломку, созданную для того, чтобы поставить в тупик любого, кто не заработал привилегии находиться здесь. У смертного серва путешествие от субпалуб машинариума до командной палубы заняло бы большую часть дня, а Аравейну хватило бы меньше часа при идеальных условиях, однако сейчас условия на борту «Непобедимого разума» были далеки от идеальных. К какому бы магнитному лифту он ни подходил, на приборных панелях всех терминалов ярко светились рунические сообщения об ошибке, а гравирельсы работали с перебоями. Мимо платформ проносились груженные бойцами и снаряжением вагоны, но их системы на отвечали на попытки Аравейна переключить управление на себя, даже несмотря на наличие легионного приоритета.

Лишь спустя почти три часа хромающий кодиций прошел через внешний барбакан командной палубы. Пройденный им путь представлял собой лежащий в трехмерном пространстве корабля четырнадцатикилометровый зигзаг, отмеченный следами частично свернувшейся крови и желеобразной массы — жидкого керамитового герметика.