Летом сорок первого - [62]

– Вовремя подоспели вы, Александр Сергеевич, со своими кальками, – благодарили заводские конструкторы Попова, – теперь нам не надо будет заново изобретать велосипед. Мы быстро разработаем свои рабочие, серийные чертежи и, как только установят станки и наладят поточные линии, начнем работать по ним уже в цехах. A работать будем, не считаясь ее временем!

– Когда приступите к сборке первой боевой машины, поставьте нас в известность, мы в помощь подошлем наших сборщиков и механиков, – сказал Иван Исидорович, – они опытные мастера и помогут вашим специалистам побыстрее освоить принципы сборки.

– Спасибо.

– А времени уже без четверти шесть, неплохо бы чего-нибудь поесть, – в рифму скаламбурил Попов и, закрывая свой портфель, добавил: – Если, конечно, в столовой что-либо съедобное есть.

Все дружно засмеялись.

Стенные часы действительно показывали без четверти шесть. Неделю назад это время считалось концом рабочего дня. Конструкторы, служащие, инженеры и технологи складывали бумаги, запирали свои письменные столы и торопливо собирались домой. А сейчас никто никуда не спешил с завода. Рабочий день продолжался и в кабинетах конторы, и в цехах.

– А мы сейчас узнаем, что имеется в столовой, – пообещал главный технолог завода, – она у нас тоже перестроилась на новый ритм работы.

Пока технолог звонил по внутреннему телефону, Попов взял трубку городского, позвонил жене. По его расчетам, она должна уже быть дома, вернуться с дежурства.

– Сашенька, ты откуда звонишь? – в голосе жены он уловил тревогу.

– Я здесь, в Москве.

– Приехал? Как хорошо! Я так о тебе беспокоилась! Утром ждала, уходила на дежурство, записку оставила. Так и знала, что поезд опоздает. Но не представляла, что на столько часов!

– Я утром приехал и, не заходя домой, отправился в институт.

– Куда? Куда?

– В институт. А оттуда на завод «Компрессор», где и нахожусь, – прикрыв ладонью трубку телефона, объяснял жене Попов, и только теперь, много часов спустя, он понимал, что надо было бы раньше, много раньше, позвонить и жене и в институт. – Алло, ты меня слышишь?

Жена молчала. Слышно было лишь ее дыхание. Потом она заговорила.

– Я не знаю, на каком или под каким компрессором ты сейчас находишься, и меня это мало интересует. Понимаешь, мало интересует! – голос у нее звенел открытой обидой и огорчением, всем своим тоном она давала понять, что не верит его словам. – Но тебя с самого утра разыскивают из института! Несколько раз звонил сам директор!

– Хорошо, я ему сейчас же позвоню, – как можно спокойнее сказал Попов, и добавил, оправдываясь: – Я на заводе «Компрессор», в конструкторском бюро. Здесь и Иван Исидорович, Андрей Гаврилович и другие товарищи. Если меня будут разыскивать, сообщи, где я нахожусь. Мы, видимо, здесь еще задержимся.

Попов опустил трубку на рычаги. Настроение было испорчено. Бессонные ночи в конструкторском бюро завода имени Коминтерна, трудная и нудная обратная дорога, да и сегодняшний далеко не легкий денек, все это как-то сразу превратилось в один крупный ком, который навалился ему на плечи, давя и пригибая своей тяжестью. А тут еще невеселый разговор с женой. Он ее любил, любил давно и преданно, но за все годы совместной жизни так и не смог привыкнуть к ее женской логике, к постоянной ревности, то скрытой, то открытой. Она ревновала его к работе, к товарищам, к знакомым и, естественно, ко всем женщинам земного шара. Иногда эта ревность льстила его мужскому честолюбию, иногда забавляла, иногда раздражала. Но никогда не оставляла равнодушным.

В столовой, обыкновенной заводской столовой, где каждый брал в руки поднос и сам себя обслуживал, а потом относил грязную посуду, пахло чем-то вкусным, жареным и пареным, вызывая аппетит, на полках прилавка лежали тарелки с овощными холодными закусками, бутерброды с красной икрой, с осетриной, копченой колбасой, маслом, сыром, стояли стаканы со сметаной и кефиром, а в раздаточном окне румяные, щекастые молодые поварихи в белых халатах и колпаках, похожих на береты, деловито орудовали черпаками, наполняя тарелки то борщом, то окрошкой, то супом, подавали на второе котлеты, жареную рыбу или запеканку. В столовой было светло, чисто, уютно. Никакой сутолоки, хотя народу много.

– У нас на обед рабочие тратят не более двадцати минут, – с гордостью пояснял гостям, подсевшим рядом, секретарь парткома, человек солидный с Орденом Боевого Красного Знамени на лацкане серого пиджака. – Половину стоимости обеда оплачиваем из профсоюзных фондов, потому блюда выходят такими дешевыми. – И добавил: – Правда, так было. А сейчас даже трудно представить, что будет, как пойдет снабжение, но твердо знаю, что рабочий человек голодным не останется.

Справа за соседним столиком сидели двое пожилых рабочих.

– Говорят, карточки введут, – сказал один, седой, статный, расправляясь с котлетой. – В магазинах, как дочка написала из Ленинграда, люди скупают спички, соль, мыло, консервы.

– А у нас в Москве? Думаете не так? – сказал его сосед, заворачивая в газету пару бутербродов с копченой колбасой. – Но наши снабженцы пока выкручиваются, где-то что-то достают.