«Эх, надо бы сделать желобок вдоль крыши и бочку дубовую найти, — подумал бородатый. — Говорят, девчонкам полезно голову мыть дождевой водичкой». Ему снова вспомнилась Женька, да так близко! Женька, которую он никогда не видел летом, а только все зимой, в тесных помещениях.
— Вот не везет! — как-то удивительно в тон ему сказал Грошев.
— Тебе-то чего не везет? — И бородатый улыбнулся.
— Хотели в футбол играть. Теперь… Пропал вечер!
Народ между тем уже привык к дождю, который все не переставал. Опять принялись за работу.
— А я к вам сегодня приду, — вдруг сказал бородатый, — расскажу одну историю…
По «Маяку», надо заметить, издавна ходила легенда, что, когда у Михаила Сергеевича случается особое настроение, он приходит в чей-нибудь отряд и рассказывает.
Последний раз это было в прошлом году, в отряде разнимателя драк Вадима Купцова. Теперь Грошев понес радостную весть к себе во второй.
«Зачем я это затеял? — спрашивал себя бородатый человек, производя приборку помещения после той обязательной приборки, которую делали ребята. — Вообще я какой-то сегодня нескладный… Олега разбудил — мало ему хлопот!»
Он залез под верстак, вынул из ящика свечу, зажег ее и подождал, пока немного обгорит, чтоб не казалась новой.
Потом по мокрым дорожкам он отправился в Замок покаяния, взял ключ от клуба и пошел наконец во второй отряд. Над лесом невидимым морем всходил чистейший озон и разливался по лагерю. Но Михаил Сергеевич уже не замечал этого.
Он лишь одним взглядом перекинулся с Ольгой Петровной и понял: все в порядке, она готова отпустить ребят. Сказал отряду, который настороженно смотрел на него:
— Готовы?.. Пошли. Только оденьтесь потеплее.
Еще пять минут заняли беготня и переодевания. Сам Михаил Сергеевич захватить что-нибудь теплое вовремя не догадался и был в своих обычных «горячих штанишках» и ковбойке с короткими рукавами.
Они пошли по дорожке среди насквозь пробитых недавним дождем, осыпающих капли кустов.
Остановились перед клубом. Бородатый вынул из кармана свечу — хорошую, уже бывшую в деле, с обгорелым хвостиком, как заметила известная балерина Алла Федосеева и еще некоторые.
Тихой гурьбой они вошли в темный и гулкий зал, поднялись на сцену, задернули занавес. Теперь единственным светом остался желтый шарик свечи. Бородатый человек сел на голые доски перед свечой, и все сели за ним. Здесь действительно было прохладно, чуть сыровато и глухо, как в пещере.
— Однажды с Земли стартовал космический корабль…
Так начал он, без всякого предисловия. Обычно его борода казалась чуть-чуть театральной, чуть-чуть как бы приклеенной. Но только не сейчас!
Он рассказывал о том, чего сам еще не знал, не придумал заранее. Он сочинял тут же, при них. Но никто об этом не знал… И в то же время они знали! Чувствовали, что этот рассказ появляется впервые на Земле. И потом он исчезнет в космическом пространстве, лишь частями западая в счетно-решающие устройства, которые зовутся человеческой памятью.
Рассказ был про космонавта, который улетел один — надолго, чуть ли не навсегда, а на Земле осталась его любимая. Она его могла ждать или не ждать — это было все равно. Потому что все равно она его не дождется, и даже не увидит ни в один телескоп, и не услышит ни в один локатор — слишком быстро и далеко он летел.
Но все-таки Женька его ждала… А Грошеву казалось, что это Ветка его ждет. А Ветке казалось, что она ждет Леню Осипова. А Лене казалось, что это его ждет Алла. А Федосеевой Алле казалось, что она ждет того мальчишку из ее класса, который все математические задачи щелкает как орехи.
А Савелов, ничего конкретно не зная, но болея душой, слушал и все старался придумать, хоть не по-настоящему, хоть в рассказе, такое устройство, чтоб Женька, и Алла, и Ветка услышали того космонавта и дождались его возвращения…
Я здесь говорил, что синеглазый бородатый человек был совсем не писателем. Но теперь мне хочется взять свои слова назад.
Он рассказывал и рассказывал, и корабль его улетал все дальше. Он парил сейчас в совершенной пустоте. Наша Галактика, где среди мириадов звезд затерялось и Солнце, была сейчас лишь пятнышком светлой пыли. А чужая Галактика приближалась медленно и неохотно. Ведь галактики все разбегаются друг от друга. Ученые сами не знают, куда они разбегаются и почему.
И чем дальше Галактика, тем быстрее она несется неведомо куда. А эта была как раз из очень дальних.
И потом вдруг одною силой своего воображения бородатый из отдаленнейших пространств перенес их обратно на Землю. И так удивительно крупно и ясно все увидели эту девушку, которая идет по самой обычной земной дорожке, и песок хрустит у нее под ногами, и неподвижные деревья медленно отступают назад.
Потом она сидит на берегу пруда, а в темной воде отражаются и плывут звезды. Они далекие, но все-таки это наши звезды, из нашей Галактики. И около них даже мысленно, даже в мечтах нечего искать тот обгоняющий свет корабль.
Бородатый человек замолчал, еще продолжая жить в своей истории. И тогда Савелов спросил:
— А мы тоже сделаем у себя пруд?.. Ну, там, у пятого отряда…
«Где вы роете» — так он хотел пояснить. Но удержался от этих столь некосмических слов.
