Лето радужных надежд - [33]

– Растрачивать бесценное время своих жизней? – подхватил Степа. На лице его сияла широченная улыбка. – Очень надеюсь на это.

– Вместо того чтоб учить химию, физику и географию… будут гонять монетки моего внука! Неплохо. Я бы сказала, это весьма и весьма неплохо, Степан Богданович!

Ба даже наметила аплодисмент кончиками пальцев, и Степа раздулся от гордости.

– Теперь я понимаю, почему какая-та компания хочет в вашу игру вложить миллион!

– Ох. Вот с этим именно да, – вздохнул Степа. – Засада тут, мать их через шлейф! Угу.

И Степа рассказал ба, какую бессовестную сделку предложили им с Борей венчурные инвесторы.

– Понятно. Добрые инвесторы оказались хапугами-капиталистами, – кивнула Майя. – Ну, а что ж ты хотел?

– Да я это… я бы хотел, угу. Если б я, может быть, как бы немного сам… если бы я сам вложил это самое. Сто тысяч хотя бы в раскрутку вложил. Сто тысяч рублей, ты не это! Не подумай. Двести – вообще шикарно. А триста – это, ексель-пиксель, это крутотень крутотяцкая! Если бы. Если бы не только Like Ventures вложились, то… Понимаешь?

– То тебе отошла бы доля побольше?

– Мне и Борьке, у нас с ним все пополам, – заторопился Степа. – Мы ведь в долг возьмем, ты не думай. Угу. Мы б вернули.

– Кому вернули-то? – ласково спросила Майя.

Ясно, что все она давно поняла, ум у бабули был как скальпель, но непременно хотела, чтобы Степа назвал вещи своими именами.

– Тебе. Извини, угу. Дашь? Взаймы! Вернем! А? Сколько-нибудь.

– Однако опасное это дело – демонстрировать свои накопления, – задумчиво начала Майя. – Не успеешь оглянуться, как…

Степа сглотнул. Зря он это затеял! Он встал, не глядя на ба, но она его задержала:

– Я всего лишь шучу. Не обижайся на старую женщину! Мне нужно подумать, Степаша. Ты ведь придешь ко мне с Ясей в воскресенье? Прекрасно. Я в воскресенье тебе отвечу.

Юля весело цокала каблучками по музейной лестнице. Ей хотелось поделиться прекрасными новостями с кем-нибудь немедленно, но коллеги для этой цели не подходили.

Она впорхнула в комнату хранилища. Здесь пребывала густая, прохладная тишина – и Юля с удовольствием нарушила ее, станцевав несколько па на бетонном полу. Она сняла с полки бронзового орла.

– А я к вам бескорыстно, месье, – сказала она ему. – Представьте себе, мы скоро будем летать, куда захотим. Сами, без вашей помощи. И на этот раз все будет по-настоящему. Да-да.

Кажется, орел стал смотреть как-то иначе. То ли ехиднее, то ли скептичнее.

– Уж поверьте. Потому что Степа выиграл конкурс и скоро заработает на своей игре кучу денег. И я, между прочим, тоже теперь зарабатываю! Вчера я провела первую экскурсию.

Юля повертела орла так, что он покивал.

– Если дело пойдет, за два месяца накоплю на поездку в Одессу. А то и Прагу. Да, мой дорогой орлуша, я сама!

Зеленая патина на статуэтке придавала ей печальный и какой-то беззащитный вид.

– Извини, пожалуйста, что повредила тебя… Если б я могла тебя починить!

«Попробуй», – будто шепнул кто-то в Юлиной голове. Шепнул? Нет, скорее это была ее собственная мысль.

Через десять минут она вернулась в хранилище с пинцетом для выщипывания бровей, обнаруженным в сумочке, часовой отверткой и маслом, которые месяц с лишним провалялись в ее рабочем столе. Она открыла крышку постамента, затем сняла крышку-циферблат. Удивительный механизм, микрокосм сотен металлических букашек, снова поразил ее своей сложностью.

Юля поднесла таймер повыше, поближе к свету ламп, наклонила туда и сюда и наконец заметила погнутую шестеренку. Она зацепила ее согнутый край пинцетом, тихонько потянула на себя, а через секунду раздался противный скрип металла о металл.

– Нет, – резюмировала Юля. – Так я всю конструкцию сворочу. Надо разбирать, доставать ту шестеренку и выпрямлять… Но если я разберу механизм, то обратно не соберу. Точно. Увы, мой дорогой. Финита ля комедия.

«Не уходи! Попробуй еще раз».

Откуда в ее голове появилась эта мысль? Хм.

Юля удивилась лишь самую малость, за время общения с орлом она привыкла к странностям. Посидела немного, подумала, а затем подошла к шкафу номер семнадцать, к четвертой полке, где хранились всякие мелочи второй половины девятнадцатого века. Между пыльно-розовой книжечкой размером со спичечную коробку, в которую записывали, кому какой обещали танец на балу, и двумя эмалевыми табакерками лежал десяток шляпных булавок.

– Практически холодное оружие, – заметила Юля.

Булавки были длиной с ладонь, заостренные, из бесстрастно поблескивавшей стали. Юля взяла всю охапку. Она всунула острие в отверстие погнутой малявки-шестеренки, чуть наклонила булавку. Деталь начала выправляться, но окончательно спрямить ее было невозможно.

Тогда она взяла самую причудливую из булавок, чья стальная головка изображала паука, и попыталась подцепить шестеренку паучьей лапкой. Ну! Деталь стала поддаваться… Да! Почти удалось. Если приглядеться, на пострадавшей шестеренке была заметна легкая волна. А если не приглядываться, так все прекрасно.

– Это максимум, что я могу.

«Теперь вперед», – будто шепнул кто.

Юля вернула циферблат на место и положила пальцы на крупную, приятно прохладную стрелку таймера.

– Ну хорошо, попробую. Мне не верится, но… Перенеси меня куда-нибудь. Пекин, Аддис-Абеба, Лондон, Нью-Йорк… А, ну да! Надо же выбрать. Допустим, Англия.