Лето потерянных писем - [98]
– Конечно, можешь. Но ты так из-за него беспокоишься, что я волнуюсь, вдруг тебе будет больно. Ты с головой бросилась в это дело, а в конечном счете только расстроилась. Может, пусть лучше все идет своим чередом, чем зацикливаться на ожерелье? Почему из-за него ты разрушила отношения?
– Дело принципа. Потому что он соврал. Потому что…
Потому что я была чертовски гордой?
Потому что Ной не боролся за меня, хотя всегда доказывал, что будет сражаться за то, что ему дорого?
Я покачала головой, пытаясь выкинуть из нее мысли о Ное.
– Я хотела этого, мам. Хотела узнать бабушкино прошлое. Да, мне немного обидно, но оно того стоило. Жаль, что ты этого не понимаешь. – Я чувствовала, как подступают слезы. – Хотела бы я, чтобы ты гордилась тем, что твоя дочь все узнала, а не думала, что я все испортила. Я узнала, откуда бабушка родом! Узнала, кем были ее родители, и получила записи о них. Узнала о детстве бабушки. Узнала о семейной реликвии из Германии.
– Я горжусь тобой!
– Правда? Потому что все лето ты спрашивала меня лишь о том, нравится ли мне Ной.
– Но, Эбби, это реальнее. В этом будущее. История бабушки – это прошлое.
В ушах зазвенело от ее слов.
Я сглотнула.
– Ну а меня волнует прошлое. Я хотела о нем узнать, – сказала я, стиснув зубы. – К тому же теперь это тоже прошлое. Поэтому, может, сменим тему? Не хочу обсуждать Ноя.
Мама внимательно на меня посмотрела.
– Хорошо, милая.
Беспокойство в ее голосе успешно погасило мой гнев.
Она выдавила улыбку.
– Тогда хочешь показать мне это ожерелье?
Я хотела. Я не смотрела на него с тех пор, как вернулась из особняка, когда спрятала его в футляре для солнечных очков, но сегодня утром футляр в сумочку я положила. Я с самого начала собиралась показать маме ожерелье. Теперь я вытащила футляр и передала ей.
Мама развязала шнурок и высыпала на ладонь ожерелье. Оно упало грудой переливающихся камешков прямоугольной формы. Мама приподняла его и удивленно приподняла брови.
– Очень красивое.
– Правда? – Солнечный свет отражался от кулонов.
– Что это? Стекло?
– Наверное. Или что-то искусственное?
– Может, фианит? Это синтетический камень. Не уверена, что в тридцатых им вообще это было известно. – У нее заблестели глаза. – А если это бриллианты?
Я рассмеялась, радуясь, что напряжение спало. С мамой всегда так было: взлеты и падения, гнев, а потом спокойствие. Мы были цикличным приливом или, возможно, океаном и луной – слившиеся воедино, навеки неразделимые, даже вдали друг от друга.
– Это не бриллианты.
Разве что…
Я прочистила горло.
– Эдвард Барбанел, дедушка Ноя, говорил, что они подумывали продать ожерелье.
– Правда? – Мама перевернула ожерелье, взирая на главный кулон, вдвое больше остальных и овальный по форме. – И как же нам узнать, из чего оно?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Попробуй что-нибудь поцарапать.
Мы оглянулись. Царапать, кроме стеклянной поверхности кофейного столика, было нечего. Вряд ли в отеле оценят подобный вариант.
– Сейчас поищу в Гугле. – Через минуту я прочитала с телефона: – Подышите на камень: настоящий бриллиант не запотеет, а фианит – да.
Мы переглянулись и пожали плечами.
– Была не была. – Я забрала у нее ожерелье, поднесла ко рту и выдохнула.
Кулон запотел. И дымка тут же пропала.
По спине побежали мурашки.
Я сглотнула и посмотрела на маму. Она с изумленными глазами перевернула руки ладонями вверх.
– Может, ты не очень сильно дыхнула?
Я снова выдохнула. С силой. И снова дымка почти не задержалась.
Мама закашлялась.
– Ну, зато теперь точно могу сказать, что у тебя изо рта чесноком воняет.
– Умора.
– Дай-ка сюда.
Но когда мама дыхнула, повторилась та же картина.
– Может, дымка всегда держится только секунду, – сказала мама.
– Может, – скептично сказала я и сверилась с телефоном. – Еще один тест советует потереть камень о наждачную бумагу.
– Наждачки у нас нет, – ответила мама. Мамина логика неопровержима. Она прищурила глаза. – Наверное, это какой-то другой драгоценный камень. Думаю, существует несколько прозрачных самоцветов.
Я поникла духом.
– Ага.
Мама улыбнулась.
– И все-таки спросить не грех. Ты вроде говорила, что на Нантакете полно антикварных магазинов? Мы можем отнести его оценщику.
Я согласилась, и мы поделили между собой купленное заранее мороженое и горячий шоколад. Потом залезли в постель и накрылись одеялами. Мы смотрели «Звездные врата», и я неуверенно рассказала ей еще немного о Ное, а мама поведала мне о своем первом парне, с которым встречалась в девятнадцать лет.
Было уже очень поздно, когда я рискнула озвучить мысль.
– Мам, – сказала я, – а если это все же бриллиант?
Мама посмотрела на меня. А потом, к моему удивлению, принялась хохотать. От улыбки на ее лице появился детский восторг, а глаза закрылись в знакомом прищуре, говорящем об искреннем веселье.
– Черт его знает.
Я засмеялась и тоже с улыбкой закрыла глаза.
Но улыбка медленно померкла, как только в мыслях появилась еще одна идея.
А если мама права, как это обычно и бывает? Что, если я предпочла будущему прошлое? Уже слишком поздно менять свое решение?
У Нантакета давние отношения с антиквариатом: на острове были антикварные магазины и проходила ежегодная антикварная выставка, и в этом году мероприятие организовали в стиле «Барахолки». Выставка проходила на лужайке перед «Клубом мальчиков и девочек», в остроконечных белых палатках, где установили длинные столы и собралась куча людей.
