Лето потерянных писем - [94]
– Это мой выбор.
Он крепко и еле слышно чертыхнулся.
– Мы больше не сможем увидеться и разобраться в произошедшем. Завтра в десять утра я улетаю.
Я пожала плечами.
– Хорошо.
– Хорошо? Что же тут хорошего? – Ной уставился на меня. – А у тебя все хорошо?
Если бы я открыла рот, то тут же бы заревела, поэтому просто кивнула.
Ной снова замкнулся в себе, превратившись в ледышку.
– Хорошо. – Он кивнул в сторону ожерелья. – Надеюсь, ты счастлива.
Мне захотелось ударить им Ноя.
– Прощай, Эбигейл. – Он круто развернулся и ушел обратно в дом.
Я хотела закричать ему вслед. Хотела швырнуть ему в голову это ожерелье. Хотела упасть на колени и плакать в ожидании, что он вернется. Потому что я уже хотела, чтобы Ной вернулся.
Однако взяла себя в руки и посмотрела на телефон. Через две минуты за мной приедет машина. Я взглянула на луну и попыталась дышать.
Дома я свернулась калачиком в постели и прижала к груди Печального слона.
Я стала вспоминать летние мгновения. Как я впервые стояла в саду у «Золотых дверей» и рассматривала бабочек. Печальное лицо Ноя, когда он сказал: «Это монархи». Прогулка по лабиринту из плавника, как протянула ему счастливый камень. Quien no sabe de mar, no sabe de mal. Как мы гуляли по дендрарию в Бостоне, как стояли у перил моста над рекой. Шелест бархатных занавесок. Светящийся океан.
Обычно истории из реальной жизни не трогали меня до слез. Я оставалась мужественным и сдержанным человеком – спасибо осторожности Новой Англии! Потом, оказавшись наедине с книгой и дойдя до эмоциональной сцены, я заливалась мучительными слезами, несоразмерными с текстом. Слезы растворяли сдерживаемый мной окаменелый комок чувств, и после я чувствовала лишь пустоту и неуверенность. Потом я продолжала чтение, и книга снова наполняла меня чувствами, восстанавливая мой эмоциональный порог, как водонапорный бассейн, выливающийся в маловодные реки. Книги были водоносным горизонтом эмоций. Они были чудом.
Сейчас я пыталась приняться за книгу, но не смогла прочесть ни строчки. Мозги отказывались воспринимать написанное. Я уронила на кровать электронную книгу, и на подушку огромным потоком полились мои слезы. Нельзя найти слов, которые могли бы привести мои чувства в порядок, которые могли бы подсказать, когда нужно плакать, а когда – надеяться. Я не могла перестать плакать, и слезы беспрерывно капали всю эту долгую ночь, и даже книги не могли меня утешить.
Я не хотела рассказывать родителям о случившемся.
Говорить об этом было бы неловко: мы с Ноем встречались всего ничего, а теперь все кончено. Но хуже того – расставание казалось реальным. И, что еще хуже, родители отнесутся с пониманием, а их сочувствие меня подкосит.
Но лучше рассказать им, чем уходить от вопросов, как там дела у Ноя. Так я и поступила в конце очередного видеозвонка, пытаясь говорить непринужденно и отстранено.
– И еще кое-что: мы с Ноем расстались.
Мама от полной неожиданности выпрямилась на диване.
– О, милая, как жалко. Что произошло?
Я пожала плечами. Если стану рассказывать, точно не сдержусь и зареву.
– Да пустяки. Он все равно осенью уезжает в колледж. Наши отношения были бессмысленны.
– Солнышко, как бы я хотела обнять тебя. – На мамином лице и в ее голосе отразилась целая драма. Сидящий рядом расстроенный папа погладил ее по плечу.
– Все нормально, – быстро заверила я. – У меня классные друзья. Да и встречались мы всего несколько недель.
– Но он тебе очень нравился.
Я снова пожала плечами и обхватила себя руками.
– Да. Но я в порядке.
– Ты не обязана быть в порядке, Эбигейл. – Мама выглядела обеспокоенной.
– Наверное. Но я справлюсь.
– В этом я не сомневаюсь. Ты очень сильная, солнышко.
– Да. Хорошо. Просто подумала, что стоит вам рассказать. Пойду спать.
– Уверена?
Еще немного маминого сочувствия – и я зарыдаю.
– Да. До встречи.
– Мы тебя любим, милая, – сказал папа, и его тихий сдержанный тон стал последней каплей.
– И я – вас, – с трудом вымолвила я и повесила трубку прежде, чем слезы снова полились рекой.
На самом деле я сомневалась, что переживу это расставание.
До сих пор я не задумывалась о том, люблю ли я Ноя или нет. Любовь вселяла ужас и была грандиозным чувством, которое лучше оставить для взрослых, а не семнадцатилетних девушек с буйным воображением. Но когда я разревелась во время прогулки по пляжу, когда по лицу потекли сопли, а я принялась реветь, как раненый волк, мне не пришлось раздумывать. Когда я ждала, что Джейн сонно засопит, чтобы я могла порыдать, держа в руках Печального слона, я не задумывалась над этим вопросом.
– Я любила его, – всхлипывая, сдавленно прошептала я. – Я его люблю.
И, поскольку я была не в курсе своей мелодраматичной натуры, то сказала себе следующее: «Ты ведешь себя глупо и жалко. Возьми себя в руки. Тебе семнадцать лет, это так обыденно, что не заслуживает твоего внимания».
«Но я любила его».
«Лучше любить и потерять. Это хороший жизненный опыт. Возможность роста».
«Но он тоже должен любить меня. Он не должен был меня отпускать».
«Ты сама ему велела. Ты вела себя злобно. Зачем ему с тобой оставаться?»
Сказать по правде, я немного чувствовала себя Голлумом.
