Лето никогда - [21]

– Ну-ка, послушаем, – Миша подсел поближе. – Проверим пословицу про яблочко и яблоню.

Букеру сделалось стыдно. Все истории предательски выветрились, а сам он, вопреки язвительному предположению Миши, был слаб сочинять. И он, недолго думая, пересказал последний комикс про маленький остров, атолл – маленький до того, что его обитатели не разделяли между родиной большой и родиной малой. Этот остров был мирный и тихий, все там шло гладко, пока к нему не присосался чудовищный спрут, гипнотический монстр. Жуткое чудовище загадило всю округу, испортило островитянам жизнь, одновременно внушив им, будто на свете нет более прекрасного устройства жизни, чем у них, со спрутом. Монстр насадил кошмарные обычаи, искалечил культуру и откладывал яйца в новорожденных туземцев. Однажды на острове появился приезжий джентльмен, любитель бабочек и редкостных птиц, которому местные порядки показались дикими. Однако его не слушали и даже пригрозили расправой, если он не одумается и не поклонится великому управителю. Джентльмен, как и положено в комиксах, взбунтовался, просветил нескольких одиночек и начал борьбу…

– Слишком длинно рассказываешь, – не вытерпел Миша. – Подумаешь, нашел страшилку! Это же аллегория. Знаешь, что такое аллегория?

– Скоро уже конец, – пробормотал Малый Букер.

– Приезжий всех победил, да? И спрута взорвал?

– Взорвал, – Букер обвел товарищей взглядом. – Чего я буду рассказывать, если все знают…

– Давайте я расскажу, – пискнул Паук. – Я тоже про монстра, но другое.

Его история оказалась неожиданно удачной. Паук начал просто, банально: в одном городке завелся монстр, маньяк, который всех резал, кромсал, насиловал и пожирал. Рассказ велся от первого лица, как бы от имени самого злодея, который мало того, что творил несусветное, но и был вдобавок пришельцем, не похожим на местных жителей, и только рядился в их оболочку.

– И вот однажды, – рассказывал Паук, а все его слушали, затаив дыхание, – однажды он забрался в дом, где спал один малыш. И встал за занавеской. А малыш постоянно просыпался, плакал и звал родителей, потому что ему мерещилось, будто в комнате кто-то есть. Прибегали родители, утешали его, качали его, ругали его, терзали его, и все впустую. Наконец, отец отдернул занавеску, а там…

– А там… – эхом повторили Тритоны.

– Там стоял ОН… И родители в ужасе завизжали: человек, человек! Оборотень! Потому что он был в своем обычном виде, без маскировки, он ее уже убрал, потому что так ему было легче злодействовать. То есть не совсем был, но уже начал становиться. Он взялся за молнию у горла и потянул… И вся чешуя с него сползла! А родители побежали звонить в полицию, шлепая хвостами и перепончатыми лапами… Поняли? – торжествующе спросил Паук. – На самом деле монстрами, ящерами были они, а он был человек…

– Свежо! – похвалил Миша. – Молодец, Паулинов!

– Класс! Ты крутой, Паук! – загудели скауты. – Прикольная штука!

Паук, не привыкший к почестям, покраснел так, что даже огонь ревниво защелкал. Рассказчик тоже чувствовал близкие перемены. Судьба, наконец, улыбалась ему, а завтра предстояло настоящее мужское и взрослое дело.

– Есть еще желающие? – осведомился Миша.

Вызвался Степин, который чувствовал себя уязвленным и внутренне понимал, что совершенно не годится для командирской должности, а должность его – номинальная, шуточная. Он рассказал про Человека, Которого Нигде не Ждут.

– Однажды человек пришел домой, – Степин очень волновался, потому что говорил редко. – Стал подниматься по лестнице, а навстречу идет соседка. И останавливается, не понимает. Как же так, говорит, – мне час назад сказали, что вас не будет. Человек, понятно, спрашивает, кто ей это сказал, но она не отвечает и быстро уходит. Странно, думает человек. С чего бы соседке переживать, буду я или не буду? Открывает свою дверь, входит в квартиру. Там вся его семья сидит за столом, едят и телевизор смотрят. И у всех глаза по три рубля: ты откуда? Нам же позвонили, что ты не придешь? Он не знает, что и думать. Кто вам позвонил, спрашивает? Почему не приду? А они все молчат и смотрят на него так, словно он с неба свалился. Тут оказывается, что для него и обеда не осталось. И вещи почему-то лежат в углу, связанные в узел. Он берет трубку, звонит родителям. Те тоже поражаются: откуда ты звонишь? Человек до того рассердился, что бросил трубку. Поворачивается, а в доме никого нет, он один. И на столе чисто, и вещи на месте, в шкафу. А за окном – все какое-то новое, только видно плохо, потому что темно. И в небе шебуршит…

Степин замолчал.

– Ну и что же с ним было? – спросил посерьезневший Миша.

– Не знаю, – упавшим голосом ответил Степин, страшно расстраиваясь, что так быстро, наспех рассказал про Человека. – Это все.

– Ну-у, – разочарованно сказал какой-то невидимый, сидевший по ту сторону костра. – Так нечестно. Не считается!

– Считается, – заступился за Степина старший вожатый. – Впечатляющий случай. Лучшее, что я сегодня услышал.

Он посмотрел на часы, потом перевел взгляд на другие костры. Там уже покончили с историями, и теперь выступали вожатые. Леша и Дима ходили кругами и что-то втолковывали. Они прохаживались за спинами сидевших, описывая второе, невидимое кольцо. Леша двигался по часовой стрелке, а Дима – против. Кентавры и Дьяволы слушали, затаив дыхание.