Лето летающих - [17]

Надо бы, конечно, спрыгнуть во двор к Бурыгиным и наподдать Аленьке, но Костя, заворожённый вертушкой, не слышал этой дерзости. Пропеллер, снова запущенный Цветочком, чуть отнесло ветром в нашу сторону, и Костька, подняв голову, вперился в него взглядом, стараясь понять тайну его вращения. Опускаясь, пропеллер поравнялся с нами, и Константин даже протянул руку (схватить, рассмотреть!), но не достал. Вертушка упала на двор, и её тотчас подхватил Цветочек.

— Дай посмотреть, — робко и смиренно попросил Костя.

Это уж было чересчур: у этого субчика что-то просить, унижаться… Я толкнул Константина, чтоб его образумить. В ответ (не мешай!) он толкнул меня. Ещё немного, и, может быть, на заборе возникла бы драка, но тут во дворе Бурыгина появилось новое лицо. Как мы потом узнали, двоюродный брат Цветочка — Сергей Сарычев.

С чёрного крыльца дома сошёл вихлявый черноглазый мальчик в гимназической фуражке, надетой набекрень. Судя по состоянию этой фуражки смятые поля, надломленный козырёк, — он был не менее как из третьего класса. Видимо, он слышал о том, как Аленька хвалился тут вертушкой, и ему захотелось тоже.

— Вы где учитесь? — спросил он нас, сидящих на заборе. — Наверно, приготовишки?

Мы с Костей ответили, что учимся в реальном училище и вовсе не в приготовительном, а во втором классе (мы не уточняли, что только перешли во второй).

— А как у вас выгоняют из класса?

Не зная, куда клонится речь, мы на всякий случай ответили осторожно, кратко:

— Выгоняют за дверь.

— Ну ясно, что за дверь, а не за окно! — Гимназист всхохотнул. — А как? Молча?

— Как молча?

— Ну, учитель что-нибудь говорит?

— Конечно, говорит: «Выйди вон!»

— И только?

— Что ж ещё?

Мы почувствовали, что гимназист сейчас будет хвалиться: он рассмеялся, подмигнул, какая-то судорога прошла по его вихлявому телу, он от восторга шлёпнул Цветочка по спине, на что тот пропищал:

— Серёжка дурак! Маме вот скажу-у! Вот скажу…

— Эх, вы!.. Ничего-то не знаете! — блестя чёрными глазами, воскликнул Серёжка Сарычев, обращаясь к нам, к назаборным. — Скукота у вас! А вот у нас учитель Епифанов хватает за шиворот, например Федьку Ландышева, и тащит к двери, приговаривая… Вот так хватает и тащит…

Тут гимназист, изловчившись, ухватил себя за воротник и, мелко-мелко переступая, как бы упираясь, двинулся к калитке. Для полной иллюзии он, стараясь удержаться, цеплялся свободной рукой за что попало…

— …Тащит к двери и приговаривает: «Ландышев… Фиалкин… Незабудкин… Репейников… Чертополохов… Крапивное семя… Пшёл вон из класса!» Смех! Меня тоже Епифанов таскает к двери, но без похожих слов. У меня фамилия такая — Сарычев, — ничего из неё не получается. А вот с Володькой Медведенко интересно выходит. — Он вернулся к прежнему месту и опять за шиворот потащил себя, причитая на ходу: — «Медведенко… Волченко… Лошаденко… Собаченко… Бульдоженко… Осленко… Пшёл вон!» Или вот Ваську Телегина. — Для разнообразия Сарычев ухватил Цветочка и потащил его. — «Телегин… Каретников… Бричкин… Тарантасов… Турусы на колёсах…»

— Пусти-и-и! — завопил Цветочек. — Я вот маме-е…

— Молчи! Не мешай! Сейчас ты Женька Смородинов… «Смородинов… Клубников… Земляников… Крыжовников… Волчьи ягоды… Вот те клюква! Пшёл вон из класса!»

Увлёкшись, Сергей ещё и коленкой наподдал Цветочку. Тот растянулся, но быстро вскочил, отряхнул свой пиджачок и отбежал подальше от двоюродного братца. Сарычев утёр рукавом лицо, раскрасневшееся от усилий. Он устал, но не мог остановиться.

— Я тоже могу как Епифанов! — хвастливо воскликнул он. — Как ваши фамилии?

Мы ответили: Небратов и Брусников.

— Ну, Брусников — это всё равно что Смородинов, — сказал Сергей. Неинтересно. А Небратова можно… — Он поманил к себе Аленьку, но тот, конечно, не подошёл. — Ну ладно, без всего! — И, стоя на месте, начал быстро приговаривать: — Небратов… Несестрин… Немамин… Непапин… Недядин… Нететин… Пшёл вон! Во! Давай ещё фамилию. Любую!..

— Щукин, — сказал я, вспомнив вывеску на Посольской улице.

— Пожалуйста! Щукин… Селёдкин… Судаков… Лягушкин… Крокодилов…

Костя перебил гимназиста:

— Нет, у тебя не получается, как у Епифанова, — спокойно, нравоучительно, но, видимо задетый всякими «Нететями», заметил он. Крокодил не рыба, и лягушка — тоже… «Несестрин» и «Немамин» — тоже плохо.

Сарычев, наверно, не ожидал такого ответа: лицо его вытянулось, губы обидчиво сжались. Чтобы поддержать Костьку и добить этого хвастуна, я спросил, вспомнив про Епифанова:

— Это какой Епифанов? Толстый, с длинными волосами?

— Да, толстый, с длинными волосами, — надувшись, ответил Сергей. — А что?

— А то, что у нас в реальном он тоже преподаёт. Вот что! С третьего класса… Значит, он и нас на будущий год тоже будет выгонять из класса со всякими похожими словами… Во как!

Гимназист был уничтожен. Во всяком случае, нам казалось так. Однако, стараясь всё же одержать верх, Сарычев пробормотал:

— Ну и что же? Вас когда-то ещё будет выгонять. После дождика в четверг. А нас он уже выгоняет!..

Он поднял с земли какой-то прутик и, пощёлкивая им по сапогам, в которые щегольски были заправлены его штаны, насвистывая, видимо чувствуя, что вывернулся, ушёл на улицу…