Лето без каникул - [65]

— Знаю, знаю, — отмахнулся ректор.

А декан свое:

— На этот счет имеется даже специальное предупреждение.

И это ректору известно.

— Давайте хоть раз в жизни перешагнем через инструкцию, если этого требует доброе дело.

— Просто невероятно, — всплеснул руками декан. — Никто не поверит! — И кивнул: — Ладно, везите, — говорит, — своего колхозного физика! Через пять дней у вечерников начинаются экзамены. С ними будет держать. А зачислен будет на дневной.

Все были так увлечены рассказом Ивана Трофимовича, что даже не заметили, откуда вдруг появился на пароме Игнат Романович. Но он все слыхал, и, подсев к Русакову в машину, спросил с лукавым недоверием:

— Неужто все так и было у ректора?

— Да нет, — откровенно признался Русаков. — Все проще было. Заехал и все рассказал. А нельзя ли сделать исключение для колхозного паренька? Ну ясно, ответили — можно!

— Так чего же ты, Иван Трофимович, целую историю выдумал?

— А для того, чтобы запомнили, чтобы оценили, что значит колхоз и какой у него авторитет. Когда все просто, в одно ухо вошло, а в другое — вышло.

Русаков попросил Игната Романовича поставить его машину в гараж, а сам пошел в деревню вместе с ребятами. Он всем привез хорошие вести. В Большие Пустоши приедет специальный консультант по математике и физике.

— А где Богданова? Ты тут? Так вот, хоть ты и не медалистка, а сдавать экзамены будешь только по одному предмету. По биологии. Выходит, производственный стаж ценится не меньше медали. — И улыбнулся. — Если, конечно, в аттестате хорошие отметки. А сколько у нас гуманитаров? Андрей, Игнашов, будем считать и Полякова, раз мечется, еще не знает, куда поступить. Временный гуманитар. Так после сдачи экзаменов…

Игорь не слыхал, что будет дальше. Он поднимался по речному взвозу и видел себя не в Больших Пустошах, а в городе. И все же всеми своими чувствами он был здесь, в Больших Пустошах, где живут отец, мать, сестры. И Андрей, и Нина. Товарищи. Разве не им он обязан всем тем, что дала ему жизнь? А город снова наплывал на него, врывался в его сознание своим шумом, суетой улиц, колеблющимся светом фонарей. Он чувствовал себя счастливым и вместе с тем очень одиноким. Как же он будет без родных и близких ему людей? А кем он станет? В конце концов, разве это важно? Кем бы он ни стал, где бы ни был, он будет всегда с Большими Пустошами.

— Игорь! — окликает его Иван Трофимович. — Зайдем на минутку к тебе. Хоть поздравлю Наталью Захаровну. — И первый вошел в калитку.

— Гости к вам, Наталья Захаровна!

Игорь крикнул в окно весело, громко:

— Мама, допустили к экзаменам! Завтра ехать. — И смолк.

Мать вышла на крыльцо строгая, суровая.

— Войдите, Иван Трофимович.

Русаков почувствовал неладное. Что с ней? Чем обижена, на кого сердита? И сказал сдержанно:

— По ходатайству колхоза Игорь допущен к экзаменам, а что касается вас, Наталья Захаровна, то думаю вас устроить работать в молокопункте.

Она стояла на крыльце, по-прежнему никак не проявляя своего отношения к тому, что ей сказал Русаков. Игорь с досадой отвернулся. Ну что она такая? И, почувствовав неловкость за мать, пригласил Русакова в дом:

— Проходите, Иван Трофимович.

Даже бросился ставить самовар. Ведь Русаков с дороги. Но мать остановила его.

— Подойди-ка, Игорь, сюда. И слушай, что я тебе хочу сказать. Вы, Иван Трофимович, сделали для Игоря много. Отец того не сделал. Вы думаете, я ничего не знаю, как он петухом на вас налетал? Все знаю. А вы терпеливо из него настоящего человека делали. Чтобы не заносился, не зазнавался, понимал, как с людьми жить. Все знаю, Иван Трофимович. И теперь бы мне вам низко поклониться за то, что его к экзаменам допустили. А вот не поклонюсь. И не встретила как гостя. Не до гостей мне сейчас, Иван Трофимович, не до гостей, потому как судьба сына решается, может быть, самый строгий час в его жизни наступил.

— Да о чем ты, мама? Все ведь хорошо.

— А, по-моему, так ничего хорошего, сынок! Сам ты не чуешь, какая беда ждет тебя. Ну, да ты мальчишка, что с тебя взять. А как же вы, Иван Трофимович, такое не видите? Может, вам ни к чему? Может, неважно, каким войдет в жизнь парень? Не верю. Не такой вы человек. Иначе бы давным-давно сбросили эту докуку с плеч, сказали бы ему: «Ступай, брат, на все четыре стороны».

— Мама, ну зачем ты об этом?

— А затем, что я мать и должна подумать о тебе. Ну хорошо, Игорь, сдашь ты в свой институт, будешь учиться, наперед скажу — хорошо будешь учиться. Только пройдет несколько лет, повзрослеешь и со стыдом оглянешься назад. Сбежал, оставил своих товарищей. Позор-то какой! Совесть тебя замучает так, что даже не захочешь приехать сюда. Все тут будет напоминать о бегстве, вот об этом самом нынешнем дне. Думается тебе: вот как повезло в жизни. А вся жизнь твоя из-за этого самого везения пойдет на перекос. Понимаешь ты меня, Игорь? А вы, Иван Трофимович, простите. Спасибо вам за добро. Только принять его не могу. Сын мне Игорь. Вы по-своему рассудили, а я по-своему. А теперь пусть Игорь скажет. Ему жить, ему решать.

Во двор вошел Игнат Романович.

— Игорь, где сумка с инструментами? Дай-ка ее сюда?

— Зачем?