Лето бабочек - [93]

– О. Как странно. Слушай, ты хочешь есть?

Я потянула Эл за руку.

– Подожди минутку. Они сказали, что у них не было детей, когда я поступила к ним на работу. Что это невозможно. Они сказали, что уехали, потому что их преследовали за создание диссидентского журнала.

– Ну, какая разница.

– Нет, – ответила я и сама удивилась, как смутилась при мысли, что они могли мне солгать. – Это совершенно разные вещи. Просто иногда я думаю, что с ними…

– Что? – Эл дотронулся пальцем до моего подбородка. Я оглянулась на его темные глаза с веселыми дикими искорками, на черные коротко остриженные волосы, спадавшие на гладкий лоб, на широкие скулы, на лицо в форме сердца, на маленькую родинку на шее, чуть выше ключицы. Вот что ты делаешь, когда пьян от любви. Стараешься запомнить каждый дюйм этого человека.

Я поймала Эл за палец и медленно прикусила его, пробуя на вкус.

– Я их не знаю. Они мне так нравятся, но знаешь, что странно?

– Что? – Теперь Эл меня слушал.

– Мы никогда не говорим ни о чем серьезном. Мы болтаем о всяких глупостях. О платьях, музыке, книгах и… О писателях и их странных книгах. Михаил читает стихи, и мы много пьем. Но я не знаю, что они задумали. Я чувствую себя так, будто могу спуститься однажды утром и они улетят вместе с ветром.

– Думаю, надо признать, что они немного чудаковаты. Но я не сомневаюсь, что им пришлось спасаться бегством из России.

– Согласна. – Я закусила губу. – Но взгляни на это, – сказала я, наклоняясь за своей книгой. Я достала сложенный листок бумаги. – Это было в колонке «Таймс» несколько дней назад. Они с Михаилом уставились на это, а потом просто уронили на пол. Я подняла, а потом… – Я откашлялась. Странно было читать это вслух. – «M&M: будьте готовы. Друг готов исполнить наше желание. Ждите новостей от нас или от Друбецкого». – Я почти обрадовалась, когда Эл не отреагировал. Может быть, я просто себя накрутила и это все пустяки.

– Кто такой Друбецкой?

– Думаю, это Борис, – сказала я, чувствуя себя неловко.

– Жадный Борис? Чёрт возьми.

– Борис Друбецкой. Это персонаж из «Войны и мира».

Эл изумленно уставился на меня.

– Моя гувернантка и я – мы читали эту книгу вместе. – Мисс Браунинг, с ее серьезным лицом, концертами и глубокой, страстной любовью к русской литературе. Я с болью спросила себя, что с ней случилось, хватило ли ей на жизнь после отъезда, пришлось ли ей продавать любимые книги, жива ли еще ее мать. – Они все время говорят о Толстом. – Я невидящим взглядом уставилась в стену. – На этой неделе они еще более странные, чем обычно.

– Тедди, я бы не волновался. Они всегда были непредсказуемы. Как и этот Борис, хотя, если он вернется и попытается еще что-нибудь сделать…

Я повернулась и села, так что мы оказались лицом к лицу.

– Ты будешь сражаться за меня, мой храбрый рыцарь?

Эл поцеловал меня.

– Я умру за тебя. – Голос был тихим и серьезным. – Я убью любого, кто причинит тебе боль. Я это сделаю. Я вырву ему сердце и съем у него перед глазами, если он еще хоть раз тебя обидит.

Мы посмотрели друг на друга. Я до сих пор прекрасно помню глаза Эл, наполненные любовью.

– Я… Я знаю, – сказала я и отстранилась, немного отступив назад, тяжело глотая и моргая. Я почувствовала слабость, тошноту.

На честном, открытом лице Эл отразилось удивление, а затем смирение.

– Я бы хотел, чтобы ты мне поверила, – сказал он, помолчав.

– Я знаю. Я верю… – Я хотела объяснить, сказать, как мне тяжело, что я влюблена, что совершаю грех, когда это так не похоже на то, чем я была раньше в своей жесткой, замкнутой жизни. Дай мне время – хотела сказать я. Дай мне привыкнуть к этому. – Эл, дорогой, я верю…

Эл сжал мои пальцы и порывисто поцеловал их.

– О, милая. Слушай, я хочу сделать это прямо сейчас. Я тебе кое-что купил. Давай я принесу.

– Что там?

– Я не хочу, чтобы ты скучала по дому.

Он вручил мне пакет, завернутый в коричневую бумагу. Я разорвала его, и там оказался маленький деревянный ящик, старый, стеклянная крышка и рычаг защелки. Он поместился в моей ладони. К пятнистому древнему шелку была приколота идеальная маленькая бабочка.

– Клифден Блю. – Я вцепилась в футляр, от волнения водя пальцами по стеклу. – Не могу поверить. Я никогда их не видела. Я всегда хотела… – Я посмотрела на Эл, который наблюдал за мной со сладкой, почти детской радостью, и не смогла выдавить ни слова. – Эл, тебе не следовало этого делать. Надеюсь, ты не потратил на это все деньги.

– Нет, вовсе нет. У меня был друг, у которого был друг. – Эл постучал пальцем по носу. – Кое-кто на Брик-Лейн знает парня, который продает бабочек. Она старая. Лет сорок или около того. Ты должна продолжать свое дело.

Крылья у Клифден Блю более яркого цвета, чем у любой бабочки, что вы когда-либо видели. Чистая, сверкающая бирюза. Уж поверьте мне. Вам может показаться, что вы уже видели такой цвет на крыльях другой бабочки, но вы, вероятно, видели Обыкновенный или Синий Чокхилл. У Клифдена синий насыщенный, пудровый, как яркий драгоценный камень – он идеальный. Теперь его называют Синий Адонис – я так и не поняла почему. Но я всегда буду звать его Клифден.

Мысленно я увидела землю над домом, увидела траву, пурпурные нарциссы, дымку солнца, увидела, как мы с Мэтти крадучись вышли из сторожки через луг, увидела черные силуэты на фоне голубого горизонта. Вспомнила костер на берегу, почувствовала запах обугленной макрели, услышала плеск бархатной воды по шелковистому песку, шум ветра в густых темных деревьях. Я видела все это и наполнялась такой тоской, что у меня перехватило дыхание. Интересно, раньше было так же плохо?