Лето бабочек - [71]

Когда я свернула на улицу, я в последний раз взглянула на него. Он смотрел на меня, махал и улыбался.

Глава 16

Как ребенок, который не может дождаться выходных, я собралась заранее, когда пришла домой с работы тем вечером, напевая себе под нос, и весеннее солнце заливало мою комнату медовым светом. Себастьян снова написал:

Ты жива? Я сделал что-то неправильно? Я посылаю самые мерзкие сообщения в мире? Что с тобой происходит? Не молчи, Нина. Мне плевать, что это звучит грустно. ПОЗВОНИ МНЕ.

С.

Я сложила футболки, джемперы, «конверсы» и юбки в свою дорожную сумку и попыталась вспомнить, где мои сапоги и нужны ли они мне – там ведь река, не так ли? Что-то насчет лодки? Там грязно? Я хотела бы придумать предлог, чтобы зайти в комнату мамы. Извиниться или хотя бы поговорить. Но дверь была закрыта, и у меня не хватило смелости вернуться туда.

И еще мне хотелось быть человеком, который знает, как просто войти и начать говорить. В который раз я подумала о генах: я ведь совсем не похожа на нее. Наполовину я Джордж Парр, наполовину моя мать. Не дочь Дилл и Малка, которой я была с одиннадцати лет. «Малк теперь твой отец, – сказала мне миссис Полл, уезжая в отпуск, из которого не собиралась возвращаться. Она крепко поцеловала меня в щеку, садясь в шумное черное такси, натягивая тонкие кожаные перчатки, с сумкой под мышкой. – Помни это».

Джонас пришел пить чай и смотреть «Дома и нет», и я злилась на маму за то, что она потащила меня прощаться с миссис Полл. Я помню, что мне было неловко это слышать – было странно так говорить о Малке при нем, – и помню легкое чувство отвращения, когда вытирала мокрый поцелуй, который она оставила на моей коже. Помню ее лицо в заднем окне такси, бледное, как луна, смотрящее на нас, мама сжимает мою руку, заставляет помахать ей вслед.

– Не будь такой грубой, милая. Ей нелегко. Она уезжает на месяц. Ты будешь скучать по ней.

– Я знаю. Теперь мне можно вернуться?

– Подожди, пока она не свернет за угол.

Потом она ушла, а я не поняла этого. Пока не стало слишком поздно.

Я закончила паковать вещи, подумала и спустилась вниз. Я написала отцу: брать резиновые сапоги? – и собралась приготовить себе что-нибудь поесть и лечь пораньше.

Только теперь я заметила, что в кухне было идеально чисто – мама, наверное, спускалась, пока меня не было. Я подумала, не позвать ли ее на чай. Я позвала ее:

– Мам? Мам, хочешь чашечку чая?

Нет ответа.

Я прокралась назад в ее комнату и остановилась у двери. Я тихонько постучала.

– Мам? Извини за утро. Хочешь что-нибудь поесть?

Я слышала, как зашуршало одеяло, как включился телевизор и звук какой-то викторины становился все громче и громче.

– Мам? – повторила я, на этот раз почти крича сквозь невыносимый шум. – Мам, ты там?

Затем я услышала ее хриплый голос, перекрикивающий раскаты голосов, почти невыносимо громкий:

– Если ты действительно поедешь с ним, не возвращайся. Тебе лучше собрать вещи и сразу поехать к Элизабет! Поняла?

– Хорошо, – крикнула я в ответ. – Отлично. – Притворившись, что все нормально, что я занята своими делами, я спустилась вниз, разогрела суп, включила телевизор и плюхнулась на старый потрепанный диван в углу кухни.

Я сидела там, пока не стемнело, на самом деле не обращая внимания на то, что шло по телевизору, какое-то реалити-шоу или комедия. Я не нашла ничего получше и не могла сделать усилие, чтобы как-то отвлечься от шума наверху. Но я и не хотела. Завтра я уезжаю. Меня здесь нет, в буквальном смысле. Я еду на запад – это ведь на западе, да? – со своим отцом. Когда я встала, чтобы налить себе что-нибудь горячего и лечь спать, вошел Малк, и я подпрыгнула от неожиданности.

– Извини за опоздание, – сказал он. – Они нашли тело. В чемодане. Я был в Хемеле в Хампстеде. – Он потер глаза. – Это было… на самом деле, это было просто ужасно.

– Тебе нравятся ужасные тела, Малк.

– Может, я старею. – Он устало пожал плечами.

– О, Малк, – сказала я, внимательно глядя на него. – Ты ел?

Он проигнорировал вопрос.

– Что происходит? – Он указал наверх, где шум телевизора все еще гремел по всему дому.

– Ну… Мама. Она так громко смотрит телевизор уже пару часов.

– Почему?

– Я… Я ее расстроила. – Я не знала, с чего начать. – Извини, Малк.

Малк поднял голову:

– Не извиняйся, дорогая. Это совсем не твоя вина. – Он огляделся, словно побуждая себя к действию. – Пожалуй, я выпью чаю. Может быть, с чем-нибудь покрепче. – Он взял с полки две кружки. – Присядь.

Малк, такой щепетильный во многих вещах, любит, чтобы его чай был заварен как надо. Я с благодарностью села на один из кухонных стульев.

– Не понимаю, почему она так себя ведет, – сказала я после паузы. – Я… Как она может просто лежать в постели и не хочет ничего тебе объяснить? Или мне? Как она так может?

Он ответил не сразу.

– Нина, дорогая, – сказал он наконец. – Не думаю, что можно вот так смириться с тем, что произошло… правда? Ты думала, что твой отец погиб. Теперь ты знаешь, что она знала правду. Мне кажется, теперь вопрос в том, считаешь ли ты, что она тебе врала. – Он протянул мне кружку чая. – Ты ведь понимаешь.

– Тебя это устраивает?

– Ты знаешь… да, – ответил он. – Ей было тяжело.