Лето бабочек - [36]

– Нина, можно я кое о чем тебя спрошу? Ты все еще думаешь, что мы должны быть честными друг с другом?

Я незаметно моргнула.

– Что?

– Ты и я. Мы обещали друг другу. Всегда говорить правду, всегда быть честными. И я думаю, что иногда мы нарушаем обещание. Согласна?

– Ну, я… я не знаю. – Я увидела его выражение лица, и мне снова было девятнадцать, и я крепко держала его пальцы и стояла на коленях в своей спальне в мамином доме, после того, как он сделал мне предложение. – Да, ты прав. Мы должны быть честными.

– Хорошо. Тогда вперед.

– Вперед что?

Лицо Себастьяна было наполовину в тени, наполовину освещено.

– Я все еще люблю тебя.

Сердце у меня в груди начало сильно биться.

– Себастьян. Не надо.

Он взял мои руки.

– Я хотел быть уверенным, что не будет сожалений, как когда хочешь чего-то неправильного. Но я хочу, я не могу ничего с этим поделать. Мы… мы просто подходим друг другу.

– Себастьян, нет, мы…

Всегда будь со мной честной, вот что он сказал, когда делал предложение. Никогда не лги.

– Дай мне закончить, хорошо? – умолял он. – Потом я уже не скажу этого. Я знаю, что мы разные. Я знаю, что я пафосный, и блондин, и неугомонный, и поэтому ты всегда хочешь уползти в какую-нибудь нору от стыда за меня. Но тебе нужен кто-то вроде меня, Нина. Тебе нужен кто-то, кто светит, как солнце, кто вытащит тебя наружу. Потому что ты луна – ох, я не пьян, я знаю, что это звучит странно. Но я правда так думаю. Вот почему мы сразу друг другу понравились, правда? Разве это не сработало с самого начала, что мы такие разные? Когда я увидел тебя в первый раз, а ты была вся в кудряшках и жевала рукава своего кардигана, и кивала головой, и так стеснялась, и просто… Ты всегда выглядела такой взволнованной, как будто чувствовала себя не в своей тарелке, и я знал, я знал, что я тот, кто мог сделать тебя счастливой, заставить тебя расслабиться, чувствовать себя как дома. – Его глаза сияли. – Я сразу это понял.

И это был ответ, которого я искала почти шесть лет.

– И я никого больше не хочу. Я хочу тебя. Я и ты снова вместе. Разве ты об этом не думаешь, хоть иногда?

Как мне объяснить это, что мне еще страшнее, чем в тот первый раз? Это раньше никогда меня так не пугало. Это было драматично, забавно, опьяняюще, смело. Это означало что-то другое. Наши жизни, простирающиеся перед нами. Он и я, идущие по направлению к горизонту, большой вопрос чьей-то жизни, на который нашелся ответ.

У меня пересохло во рту.

– Я не знаю. Может быть. Если и думаю, то неосознанно. Более того, я… я всегда думаю, что ты будешь рядом, что мы будем друзьями, ты и я… не женаты, потому что это… это не подошло нам… – Я замолчала.

– Не думай о вещах, которые не сработали. Мы были так молоды и так глупы. Ты знаешь, что мы должны быть вместе. Ты знаешь это. Мы… мы подходим друг другу.

Мне хотелось в это верить, так хотелось. Я верила в это. Я наклонилась вперед и прикоснулась к его губам, прямо там, под уличным фонарем. Я слышала, как колотится мое сердце, оно было где-то в районе живота. Мои руки безвольно висели по бокам. Он прислонил меня к перилам, и я кивнула, и какой-то крик застрял у меня в горле: несколько мгновений я вообще ни о чем не думала, только лишь ощущала его рядом с собой, его вкус у себя во рту, снова ощущение его целиком, как падение, падение в бездонную яму, на дне которой ждали мягкие плисовые подушки, набитые гусиными перьями.

В тишине я услышала едва различимое бренчание и гудение, подняла глаза и увидела трех мальчишек на маленьких велосипедах, из тех, которые гоняют на них целыми днями от нечего делать. Их руки всегда были не на руле, набирая сообщение на смартфоне, на головах всегда колпак, и если ты посмотришь на них, они начнут пялиться на тебя в ответ с неприкрытой агрессией. Один из них, в дырявой зеленой толстовке, закричал низким голосом:

– Вдуй ей хорошенько, дружище!

Мы смущенно оторвались друг от друга, и второй мальчишка засмеялся.

Я помахала ему.

– Привет, – сказала я.

Он посмотрел с удивлением; думаю, если бы я была трезвая, я бы знала, что делать. Они кружили вокруг нас, и им нравилось, что, хотя им всего около двенадцати, они кажутся злыми. Но я знала его со времен, когда он был еще карапузом в розовой коляске, которую его мамочка катала по улице. У него были плохо прооперированная заячья губа и густые каштановые волосы. Он приходил на детскую площадку на Грэм-стрит, куда меня мама тоже обычно водила и где по вечерам собирались дети постарше, некоторые для темных делишек: на них то и дело вызывали полицию. Они устраивали пожары на баржах на канале, грабили людей в переулках. Я давно не видела его маму, с тех пор как переехала обратно. Большую часть времени он слонялся один, на велосипеде, из которого давно вырос.

Однажды на Хеллоуин он пришел к нам домой за традиционным угощением. В одной руке он держал сумку Теско. В ту ночь на нем была оранжевая толстовка, хорошо совпавшая с сезоном, и она вся была грязная. Он забрасывал яйцами нашу дверь, потому что у нас закончились угощения, и когда он попросил денег взамен конфет, Малк ему категорично отказал. Мы не успели вытереть яйца, и они въелись в красную краску, а осколки скорлупы облепили дерево, как мини-мозаика.