Летняя рапсодия [Сборник] - [2]

Максвелл кивнул.

Уитни нервно сглотнула. Ей хотелось сжаться в кресле, чтобы взгляд Люка Браннигена ее не нашел… Но выхода не было: в конце концов, она здесь ответственное лицо — по крайней мере до тех пор, пока не зачитано завещание и не назван новый хозяин поместья. Конечно же, им станет Люк. Он как‑никак Бранниген и, насколько известно, последний из их рода; так что, даже несмотря на их разногласие, Крессида не оставила бы поместье никому, кроме Люка.

Уитни сунула ноги обратно в туфли, разгладила руками юбку и встала, чтобы встретиться взглядом со своим заклятым врагом. Его глаза казались необыкновенно синими, на загорелом лице они сияли как сапфиры. Синие, как сапфиры, и холодные, как лед.

Он моргнул. Посмотрел на нее как на пустое место. Потом снова моргнул.

В ту же секунду Уитни поняла, что он ее узнал… И по усмешке, искривившей его губы, догадалась, что ничего не изменилось.

Между ними все осталось по‑прежнему.

Она глубоко вздохнула.

— Твоя бабушка умерла три дня назад. Похороны состоялись сегодня утром, а сейчас мистер Максвелл собирается зачитать завещание Крессиды, так что, если ты сядешь где‑нибудь, мы могли бы продолжить…

— Умерла? — Люк побледнел. — Значит, я опоздал…

— Да, да. — Бумаги в руках Эдмунда Максвелла задрожали. — К сожалению, ты опоздал. Итак… завещание. Все готовы слушать?

Люк был слишком потрясен услышанным, чтобы ответить.

Уитни кивнула и села. Сплетя пальцы на коленях, она изо всех сил пыталась забыть о присутствии этого человека и сосредоточиться на Эдмунде Максвелле.

Адвокат начал с зачитывания пунктов завещания, касающихся доли наследства кухарки и горничной, обеим было уже за семьдесят. Затем зачитал список наследников, также получивших незначительные суммы, — часть денег оказалась завещанной нескольким старинным друзьям, а кроме того, церкви и начальной школе Изумрудной долины.

— И Уитни Маккензи…

Уитни попыталась проглотить болезненный комок, вставший в горле. Что бы она ни получила, это наследство никогда не заменит ей женщины, которую она так любила. Она сморгнула, чтобы отогнать набегающие слезы, «…моей дорогой Уитни я оставляю поместье Браннигенов, виноградники Изумрудной долины и остаток состояния».

Все мысли в мгновение ока вылетели у нее из головы… кроме одного‑единственного вопроса, который метался в ее мозгу, вызывая головокружение: Почему не Люку?

Адвокат продолжал говорить, но она уже ничего не воспринимала, не способная справиться с чудовищностью того, что только что услышала.

— Мисс Маккензи?

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности и поняла, что Эдмунд Максвелл закончил. И теперь стоял, наклонившись над ней.

— Моя дорогая, — сказал адвокат, — не проводите ли вы меня до двери… мне хотелось бы поговорить с вами… частным порядком.

Уитни с трудом удалось подняться, выжать из себя слабую улыбку, принимая поздравления от кухарки и горничной. Люка в комнате уже не было. Ушел ли он сразу, как стало ясно, что ему ничего не досталось? О Господи, сделай, чтобы так оно и было, взмолилась она.

Она тепло попрощалась с Элис и Мирной. За ними пришло такси, и они навсегда покидали поместье Браннигенов. После их отъезда Уитни проводила адвоката через холл к тяжелой дубовой двери.

Он остановился на пороге, ссутулившись, и поднял воротник пальто, загораживаясь от резковатого весеннего ветра.

— Это обуза, — сказал он, — и, конечно, Крессида сама виновата. Она сумела сохранить дом в порядке, но вот виноградники… увы, она отстала от времени. Доход был слишком маленький, и я боюсь, что весь капитал израсходован. Прямо скажем, скончалась она вовремя. После выплаты завещания на ее банковском счету не останется ни гроша.

— Я понятия об этом не имела. — Уитни вздрогнула, холодный ветер пронизал ее сквозь тонкую шелковую блузку. — Она всегда была так щедра… Я думала, что у нее много денег.

— В свое время так оно и было. — Он засунул кейс под мышку и стал натягивать поношенные кожаные перчатки. — Вы должны хорошенько обдумать все возможности, дорогая. Лучше всего было бы продать поместье, но с внезапным появлением Лукаса… увы, могут возникнуть трудности. Вам придется с ним это обговорить. И дайте мне знать, что вы решите.

— Да, конечно, — пробормотала Уитни.

Но она уже воспрянула духом. Эдмунд Максвелл, очевидно, не заметил, что, кроме его собственной, других машин перед домом не стояло. И он ошибается, думая, что с появлением Люка могут возникнуть трудности.

Этот человек — слава Богу! — уже уехал.

Прием после похорон провели в гостиной.

Уитни подкинула в камин побольше дров еще до того, как перейти с адвокатом и прислугой в библиотеку. Сейчас же, вся в беспокойных мыслях, она вернулась в гостиную. Вздохнув, закрыла за собой дверь, подошла к пылающему камину, чтобы согреться, и, обхватив себя за талию, стала смотреть на пляшущие язычки пламени.

— Ох, Крессида, что же ты наделала, — пробормотала она.

— Да уж, действительно! — протянул у нее за спиной циничный голос.

Уитни ахнула и стремительно обернулась.

Люк Бранниген поднялся с дивана с высокой спинкой, где он уложил спящего ребенка. Рядом с диваном стояла огромная грязно‑белая полотняная сумка, совершенно неуместная, как машинально отметила Уитни, в этой элегантной комнате. Он подошел к ней, отсекая путь к двери, а значит, и возможность бегства.