Летняя королева - [3]

Жоффруа посмотрел на него с тревогой:

– Вам хуже, да?

Гильом устало вздохнул:

– Я говорю себе, что усыпальница святого Иакова творит много чудес, и я буду просить такое чудо, но, по правде говоря, я совершаю это паломничество ради спасения своей души, не ожидая исцеления. – Он ущипнул себя за переносицу. – Алиенора злится на меня, думая, что я с тем же успехом могу спасти свою душу в Бордо, но она не понимает, что пойди я тем путем, то не достигну очищения. Здесь ко мне проявят снисходительность, ведь я сеньор. А на дороге, пеший путник с котомкой и посохом, я всего лишь обычный паломник. Мы все наги, когда предстаем перед Господом, каково бы ни было наше положение на земле. Так я и должен поступить.

– Но на кого вы оставите ваши земли, сир? – озабоченно поинтересовался Жоффруа. – Кто будет править вместо вас? Алиенора достигла того возраста, когда можно выходить замуж, и, хотя вы заставили людей принести ей клятву верности, каждый барон ваших владений захочет сделать ее своей женой или выдать за своего сынка. Они уже кружат вокруг нее, как вы, должно быть, заметили. Де Ранкон, например. Он искренне оплакивал свою жену, не стану отрицать, но подозреваю, что до сих пор не женился во второй раз по политическим причинам.

– Я не слепой. – Гильом поморщился от нового приступа боли и налил себе ключевой воды из графина, что стоял рядом. В последнее время он не осмеливался пить вино; желудок принимал только подсушенный хлеб и самую легкую пищу, тогда как раньше герцог отличался завидным аппетитом. – Вот мое завещание. – Он подтолкнул к де Лору листы пергамента. – Я хорошо понимаю, какой опасности подвергаю своих девочек и как легко ситуация может перерасти в войну, и я сделал все, что мог, лишь бы не допустить этого.

Герцог наблюдал за архиепископом, пока тот читал документы, и не удивился, когда брови друга изогнулись.

– Вы доверяете своих дочерей французам, – сказал Жоффруа. – Разве это не опасно в той же мере? Вместо диких псов, шныряющих перед овчарней, вы запускаете внутрь львов?

– Алиенора тоже львица, – ответил Гильом. – У нее в характере принимать вызов. Ее специально этому обучали, и она проявила большие способности, как тебе хорошо известно. – Он взмахнул рукой. – У этого плана есть свои недостатки, но он безопаснее, чем остальные, которые на первый взгляд кажутся многообещающими. У тебя есть связи с французами благодаря церкви, ты наделен мудростью и красноречием. Ты хорошо обучил моих дочек, они доверяют тебе и любят тебя. В случае моей смерти я вверяю их безопасность и благополучие в твои руки. Я знаю, ты сделаешь для них все, что можно.

Под пристальным взглядом Гильома Жоффруа перечитал завещание и нахмурился.

– Лучшего решения не найти. Я долго ломал голову, пока она чуть не треснула. Я вверяю дочерей, а следовательно, и Аквитанию Людовику Французскому, ибо таков мой долг. Если я отдам Алиенору де Ранкону, при всей его знатности, я обрекаю свои владения на кровавую гражданскую войну. Одно дело подчиняться сенешалю, который действует от моего имени, и совсем другое – увидеть его правителем в качестве герцога-консорта Аквитании.

– Вы правы, сир, – согласился Жоффруа.

Гильом скривил рот:

– Есть еще Жоффруа Анжуйский, его тоже нельзя сбрасывать со счетов. Он бы очень хотел объединить наши с ним дома, обручив своего несовершеннолетнего сына с Алиенорой. Еще в прошлом году он поднимал этот вопрос во время военной кампании в Нормандии, но я осадил его, сказав, что подумаю об этом, когда мальчик подрастет. Если я умру, он, вероятнее всего, попытается воспользоваться моментом, и это тоже может быть опасно. В этой жизни нам приходится идти на жертвы ради общего блага. Алиенора это понимает. – Он попробовал пошутить. – Если винограду суждено быть раздавленным, то мы в Бордо всегда умели готовить вино.

Ни тот, ни другой не улыбнулся.

Герцог помолчал, чтобы отдышаться. Боль все сильнее его донимала. Сказывался длинный путь из Пуатье – силы угасали. Господи, он был изможден, а ведь столько еще предстояло сделать.

Тревога не оставила Жоффруа.

– Подобный шаг может предотвратить гражданскую войну, но боюсь, ваш народ в таком случае воспримет французов как общего врага.

– Этого не произойдет, если их герцогиня станет королевой. Полагаю, в мятежных областях начнутся беспорядки, мелкие стычки, но открытого бунта не случится. Я верю, что твой талант дипломата удержит корабль на плаву.

Жоффруа подергал себя за бородку:

– Этот документ читал кто-нибудь еще?

– Нет. Я пошлю копию королю Людовику с надежным гонцом, но остальным знать о нем не нужно. Если случится самое худшее, ты должен немедленно сообщить французам, а сам охранять моих девочек до их прибытия. Пока же я доверю тебе хранить эти документы.

– Все будет сделано, как вы желаете, сир. – Он бросил на Гильома обеспокоенный взгляд. – Позвать вашего лекаря? Пусть даст вам снотворного.

– Нет. – Лицо Гильома выдавало напряжение. – Еще успею выспаться.

Жоффруа вышел из покоев с тяжелым сердцем. Гильом умирал, и времени у него осталось, видимо, немного. Ему удавалось скрывать правду от других, но Жоффруа знал его слишком хорошо, чтобы обмануться. Дел, однако, предстояло еще очень много, и архиепископа печалило, что они теперь останутся незавершенными, словно незаконченная вышивка. Даже если вышить вторую половину, она все равно не подойдет к первой, так что, вполне возможно, все придется распустить.