Летнее утро, летняя ночь - [17]

– Вот гаденыши! – Мистер Келли здорово разозлился. – Поймаю – руки-ноги оторву!

– Шухер! – скомандовал Диппи, и мы дали деру.

– Теперь куда? – спрашиваю.

– Я – домой, – говорит Диппи. – Попали мы. Влетит так, что мало не покажется.

– А как же та тетка?

– Да ну ее к черту! – взъелся Диппи. – Нам на пустырь нельзя. Старик Келли уже бритву точит: выпустит нам кишки – и дело с концом. А я вот что вспомнил, Мэгги. Старикашка-то, кажись, на ухо туговат, глухая тетеря.

– Ничего себе! – Я так и подскочила. – Значит, он и вправду не слышал крика.

– Пока! – буркнул Диппи. – Из-за тебя влипли – тоже мне, чревовещательница нашлась. Ладно, давай.

Я осталась совсем одна в целом мире: никто не хотел мне помогать, никто мне не верил. Впору было залезть в ту же коробку, откуда шел крик, и умереть. Полиция наверняка уже разыскивала меня за ложный вызов, но ведь я не знала, что он ложный; и отец, наверное, уже сбился с ног, если обнаружил, что я сбежала. Оставалось лишь одно… и я решилась.

Стала обходить все дома поблизости от пустыря. Стучу в дверь, мне открывают, и я говорю: «Скажите, пожалуйста, миссис Гризуолд, у вас никто не пропадал?» или «Здравствуйте, миссис Пайкс, вы прекрасно выглядите. Хорошо, что вы дома». Вот так: удостоверюсь, что хозяйка жива-здорова, скажу из вежливости какую-нибудь чушь и двигаюсь дальше. Время-то не ждет. Дело к вечеру. А я все думаю: в коробке воздуха – всего ничего, она же задохнется, надо спешить! Звоню, стучу, почти до самого нашего дома дошла, гляжу – осталась всего одна, последняя дверь. Где мистер Чарли Несбитт живет, сосед наш. Стучу, стучу…

Вместо миссис Несбитт (Хелен – так ее мой папа называет) дверь почему-то открыл сам мистер Несбитт, Чарли то есть.

– О, – удивился, – кого я вижу: Маргарет.

– Да, – говорю, – это я. Добрый день.

– Тебе чего, деточка? – спрашивает.

– Мне… это… мне бы с вашей женой повидаться, с миссис Несбитт, – бормочу в ответ.

– Ага, – говорит он.

– Можно?

– Видишь ли, она в магазин пошла, – говорит.

– Ничего, я подожду. – А сама шмыг в дом.

– Эй! – Сказать-то ему больше нечего.

Села я на стул.

– Ох! – говорю. – Ну и жарища сегодня! – Стараюсь не суетиться, а в голове засело: там, под землей, воздуха-то все меньше и меньше и крик все слабее.

– Послушай, деточка. – Чарли подошел поближе. – Наверное, ждать не стоит.

– Да? А почему? – спрашиваю.

– Понимаешь, моя супруга не вернется. – Так и сказал.

– Как это?

– То есть, я хочу сказать, сегодня не вернется. Она действительно пошла в магазин, но после этого… после этого прямиком отправится в гости к своей матушке. Вот именно. Она собирается к маме, в Скенектеди. Вернется денька через два-три, а то и через неделю.

– Какая жалость! – прикинулась я.

– А в чем дело?

– Хотела ей кое-что рассказать.

– Что же?

– Хотела ей рассказать, что на пустыре закопали одну женщину, засыпали тоннами мусора и теперь она кричит из-под земли.

Мистер Несбитт вдруг выпустил из пальцев сигарету.

– Ой, мистер Несбитт, у вас сигарета упала, – говорю ему и показываю носком туфли.

– Разве? Да, верно. – А сам такой: – Хелен вернется – передам ей твой рассказ. Позабавлю ее.

– Вот спасибо. Там правда-правда закопана настоящая женщина.

– А ты откуда знаешь?

– Я слышала голос из-под земли.

– Нет, откуда ты знаешь, что там женщина, а, скажем, не корень мандрагоры?

– А что это?

– Ну, как же, мандрагора. Растение такое, деточка. Оно говорит человеческим голосом. Я точно знаю, сам читал. Так почему ты решила, что это не мандрагора?

– Мне такое и в голову не пришло.

– Очень жаль. – Берет новую сигарету – и хоть бы хны. – Скажи, деточка, ты… э-э-э… ты еще кому-нибудь рассказывала эту историю?

– А как же! Я всем рассказала.

Мистер Несбитт чиркнул спичкой и обжегся.

– И что же: кто-нибудь решил разобраться, что к чему?

– Нет, – отвечаю. – Никто не верит.

А он с улыбочкой:

– Разумеется. Само собой. Ты ведь еще мала. Кто тебя станет слушать?

– Прямо сейчас возьму лопату и пойду на пустырь, – говорю.

– К чему такая спешка?

– Мне пора. – Я как будто его не слышала.

– Посиди со мной. – Вот привязался.

– Нет, спасибо. – Тут я струхнула.

Он взял меня за плечо:

– Ты в карты умеешь играть, деточка? В двадцать одно?

– Да, сэр.

А у него на столе лежала колода карт.

– Давай поиграем.

– Мне нужно идти ее откапывать.

– А куда спешить? – Даже бровью не повел. – К тому же и моя жена, видимо, скоро вернется. Да, не сомневаюсь. Уже скоро. Дождись ее. Посиди немного.

– Думаете, она вернется?

– Непременно, деточка. Расскажи-ка мне, что там за голос. Громкий?

– Нет, он уже слабеет.

Мистер Несбитт вздохнул и заулыбался:

– Ох уж эти детские фантазии! Давай-ка перекинемся с тобой в двадцать одно, это куда интереснее, чем слушать, как женщины кричат.

– Мне пора идти. Поздно уже.

– Не торопись, у тебя же каникулы.

Я поняла, чего он добивается. Хотел подольше задержать меня в своем доме, чтобы та женщина померла и замолчала навеки. Чтобы я уже не смогла ей помочь.

– Минут через десять и жена моя подойдет, – сказал он. – Да. Минут через десять, не позже. Ты ее дождись. Посиди здесь.

Стали мы играть в карты. А часы тикают. Солнце клонится к горизонту. Поздно уже. А у меня из головы не идет крик о помощи, только он становится все слабее и слабее.