Летнее убежище - [4]

Росс оторвал рукав и, лишь когда прижал ткань к поврежденной руке человека, понял, что это старик, рядом с которым сидел мальчик лет десяти. Он обнимал старика за шею и что-то тихо напевал ему на ухо. Видимо, пение успокаивало раненого.

Росс страдал оттого, что душа его перестала что-либо чувствовать. Глядя, как мальчик нежно поглаживает старика по щеке, он вдруг понял, что ему не хватает именно этого, вот такого участия и заботы. Семья! Она придавала жизни смысл. Когда у человека отнято все, семья остается единственным, что имеет значение, единственным, что привязывает человека к жизни. Помимо своего деда, Росс ни к кому не испытывал горячей и нежной привязанности, и это его пугало.

Огонь со стороны повстанцев стих. Прибыло еще два санитарных вертолета с носилками. Все действовали быстро, пользуясь временным затишьем. Раненых укладывали на носилки, перетаскивали на одеялах, несли на руках. Ходячие раненые сами торопливо забирались в вертолеты. Первый вертолет оторвался от земли, натужно ревя от перегрузки, затем закружился, как карусель на карнавале.

Росс последним забрался во второй вертолет и крепко ухватился за поручень. Их снова стали обстреливать, пули со звоном ударяли в тормозные колодки. Полет сопровождался грохотом и дымом, но наконец — наконец-то! — он увидел, как губы одного из членов экипажа зашевелились, произнося долгожданные слова: «„Дастофф“ идет на посадку!»

Они дотянули до аэродрома с последним литром горючего, и вокруг них сразу засуетилась наземная команда. Один из медиков промыл ему рану раствором бетадина и наложил повязку. И он пошел в лагерь, чувствуя, как неистовое афганское солнце обжигает ему руку, с которой он сорвал рукав. Голова у него кружилась от осознания того, что он в очередной раз побывал в аду и вышел из него практически целым и невредимым.

Было только около полудня.

Его экипаж «дастоффа», известный быстротой своих действий и профессионализмом, спас жизнь не одному десятку людей. Для ребят стало нормой доставлять раненых с поля боя до хирургического отделения всего за двадцать пять минут. Он всегда этим гордился, но чувствовал, что больше уже не в силах выносить весь этот ужас и напряжение.

Вокруг палатки-столовой было оживленно, к вылету готовились еще два экипажа.

— Эй, Лерой! А рано для тебя в этом году наступило Рождество! — окликнул его Немо и с аппетитом вонзил зубы в сложенную пополам пиццу, которую купил в палатке с надписью «Пицца Хат». — Я слышал, приказ о твоем увольнении уже прибыл.

Росс кивнул, испытав нечто отдаленно похожее на облегчение. Наконец-то это произошло, наконец-то он едет домой.

— И что собираешься делать на родине? — спросил Немо.

Начать все заново, подумал Росс, только на этот раз он уже знает, что в жизни важнее всего.

— О, планы у меня большие, — ответил он.

— И правильно, — усмехнулся Немо, направляясь в душевую палатку. — Не то что у нас.

Когда попадаешь в такое место, ты не строишь никаких планов, только и думаешь, как бы уцелеть. Россу с трудом верилось, что теперь он может думать о завтрашнем дне.

Он заметил в тени палатки Флоренс Кеннеди; присев на корточки, она тихо плакала и время от времени отхлебывала что-то из фляжки.

— Послушайте, вы уж извините за то, что я на вас наорал, — сказал он.

Она подняла на него глаза, полные слез.

— Сегодня вы спасли мою задницу.

— Она у вас чертовски привлекательная.

— Шеф, следите за тем, что говорите! Так вы можете слишком далеко зайти. — Она усмехнулась сквозь слезы. — Я ваша должница.

— Я только делал свою работу, мэм.

— Говорят, вы возвращаетесь домой.

— Ага.

Она сунула руку в карман, вытащила визитную карточку и написала на ней адрес своей электронной почты.

— Может, как-нибудь свяжемся.

— Может быть.

Здесь это не было принято, но она этого еще не знала.

Он перевернул карточку и прочел напечатанный текст:

— «Тирон Кеннеди. Прокуратура Нью-Джерси». А что, у меня какие-то проблемы?

— Нет, но если в Нью-Джерси ваша задница вдруг окажется в затруднительном положении, позвоните моему отцу: у него есть связи.

— И при его-то связях вы оказались здесь! — Он повел рукой на запыленные палатки лагеря.

Впрочем, наверное, она оказалась в таком же положении, как и он два года назад, — не видела в жизни цели и решила заняться чем-то серьезным и нужным.

Она пожала плечами:

— Я говорю это на всякий случай, сэр. Если вам что-нибудь понадобится, в любой момент и в любом месте можете воспользоваться этой карточкой.

Она завинтила крышку на фляжке и направилась в столовую, совершенно не похожая на того новичка, которого он впервые увидел всего несколько часов назад.

Засовывая карточку в карман, он с удивлением заметил, что у него дрожит рука. Он вышел из этой переделки всего с несколькими порезами и синяками, и все равно тело его болело и ныло. Выходит, у его нервов проснулись нервные окончания, с усмешкой подумал он. После того как он двадцать три месяца заглушал в себе способность чувствовать любую боль, он снова начинал ее ощущать.

Глава 1

Округ Ольстер,

штат Нью-Йорк

Для умирающего человека Джордж Беллами показался Клэр довольно бодрым и жизнерадостным стариком. По приемнику в машине шла глупейшая программа «Хут'нэнни», а Джордж покатывался от смеха. С невольной улыбкой она подумала, что его смех на редкость заразителен — он начинался с тихого смешка и переходил в раскатистый, удивительно радостный, по-детски искренний хохот. И не только эта глупая, но смешная передача поднимала ему настроение. Недавно Джордж получил сообщение, что его внук возвращается с войны в Афганистане. Теперь он со дня на день ожидал его приезда.