Лети к своим собратьям, ворон - [19]

Полчаса спустя он сообщил мне, что переговоры закончились, ибо выдра исчезла.

Так как способность испаряться была присуща как Тибби, так и Манди, то я не совсем уверен, кто же из них это был, но всё же посчитал, что Манди теперь стала слишком осторожной и не стала бы нюхать чужие ноги.

Однако в следующий раз сомнений быть не могло. Звонивший сказал, что выдра буквально пришла следом за ним домой. Она хотела было войти, но он побоялся и отогнал её. Повинуясь внезапному вдохновению, я спросил:

- А вы, случайно, не ходите на костылях?

- Да, - удивлённо ответил он, - но вы-то откуда можете знать об этом?

Я рассказал ему историю Тибби, и он пообещал мне дать знать, если она вернётся.

Но он мне больше не звонил, а я не запомнил его имя и сам справок навести не смог.

Пожалуй, если бы я не перенёс ту операцию и если бы мне ампутировали ногу, то на всю жизнь Тибби привязалась бы ко мне.

У нас побывала ещё одна дикая кошка. Однажды летом из подполья, где когда-то жили выдры Мосси и Манди до того, как они ушли прочь, я услышал отчетливые звуки кошки, попавшей в беду. Это был тоненький, писклявый, жалобный визг, вернеевсего котёнка, а не кошки. Я притащил старую рыбацкую сеть и загородил ею все выходы, затем отправился на кухню, чтобы взять подходящую приманку. Открытая консервная банка сардин обладала самым сильным запахом из всего прочего, и я поставил её на землю снаружи сетки у одного из самых очевидных выходов. Я отошёл на несколько шагов, чтобы выждать, но ждать мне пришлось недолго. Через минуту котёнок так запутался в сетке, что мне понадобилось целых пять минут кропотливой работы, чтобы с помощью ножниц высвободить его оттуда. И тогда у меня в руках оказался малюсенький, очень истощённый детёныш дикой кошки. Он весил, должно быть, всего лишь несколько унций, не то чтобы фунтов, и сквозь его мягонький мех в руки мне крепко упирались его когти. Даже в таком состоянии исключительной слабости это было суровое маленькое существо, оно фыркало, шипело и царапалось в лучших традициях своей породы.

Он уже был отлучён от титьки, так как принялся за еду уже через четверть часа после поимки, но совершенно очевидно был не в состоянии добывать себе пищу сам.

Так или иначе, он, должно быть, отбился от родителей и остального выводка, судя по его состоянию, уже давненько, и к дому его, очевидно, привел запах рыбы у выдр. Мне не оставалось ничего другого, как оставить его у себя на некоторое время, а когда узнал, что эдинбургскому зоопарку срочно нужна самка дикой кошки, каковой оказался мой котёнок, я решил продержать её у себя, пока она полностью не поправит здоровье, и затем отдать в зоопарк в вольер к диким кошкам, где её уже ждал спутник жизни.

Так я и сделал, но как это часто бывает с дикими животными, вырванными людьми из своей природной среды, она вскоре безвременно и зверски погибла. В эдинбургском зоопарке она находилась во временной клетке, ожидая знакомства со своим будущим супругом, а в соседней клетке был барсук, самый резвый и непредсказуемый представитель семейства куньих. Кошечка, которую назвали Феарна, так как она была из Камусфеарны, нашла всё-таки лазейку, в которую и просунула лапу в клетку барсука, в результате её так изуродовали, что её пришлось усыпить.

Мосси и Манди, я почти уверен, принесли трёх щенят на острове у побережья Камусфеарны, где в прошлые годы было гнездовье выдр. Здесь большие валуны нагромоздились таким образом, что под ними были довольно удобные, но недоступные для человека палаты. Мы знали, что в гнезде никого не было в то время, как Мосси и Манди были в неволе, а затем были выпущены, но жили под домом; мы также знали, что там снова стали жить вскоре после того, как они ушли от нас. В конце лета 1964 года, когда я сидел и писал в своей комнате в Камусфеарне, то услышал очень пронзительный звук, нечто среднее между свистом и визгом, какой издают молодые выдры когда им хочется восстановить контакт с потерянным родителем. Звук доносился от водопада; я проковылял через поле и осторожновыглянул с берега, поросшего кустарником, который заслоняет водопад со стороны дома. И я вначале увидел только Мосси, самца; мне подумалось, что никакая другая выдра не может выглядеть так глупо, совершенно не замечая постороннего. Он сидел на карнизе скалы сбоку от пенящейся белой воды, чуть пониже того места, где на крутом берегу возле самой воды рос куст падуба, и как обычно, ничего не делал. Затем этот пронзительный зов послышался вновь, гораздо ближе, но ниже моего поля зрения. Я поднял голову немного повыше и увидел трех очень маленьких щеночков примерно такой же величины, как были Мосси и Манди, когда впервые попали к нам.

Один из них сидел на камне посреди ручья ниже водопада, а двое других -на крутом высоком скалистом гладком утесе, на противоположном от Мосси берегу. Пока я наблюдал, один из них наполовину соскользнул, наполовину кувыркнулся в воду, побарахтался там немного, снова выбрался, и затем, глядя на гребень водопада, снова позвал. Я мельком тоже глянул вверх и едва заметил маленькую хитрую мордочку Манди, выглядывавшую из-за камня на самом гребне каскада, откуда скатывалась вода. Ситуация была очевидной: она забралась на водопад, а щенки не могли следовать за ней. Мосси же, как и во всех остальных ситуациях, насколько мне было известно, не знал, что делать. Это напомнило мне карикатуру в журнале "Нью-Йоркер", где семейство крыс пыталось забраться на корабль по якорному канату и задержалось у огромного диска, надетого на него от крыс. Крысята суетились на канате сзади родителей, а мать смотрела на них через плечо и говорила: "Да прекратите же трещать, ради Бога, дайте возможность отцу подумать". Надо полагать, Мосси теперь думал, но как обычно, безрезультатно. Я решил сделать себе фотографию на память об этой семье. Вряд ли Манди видела меня, но если она все-таки видела и решила увести детенышей вниз по течению до того, как я вернусь с аппаратом, то я принёс кусок сети и протянул её поперёк ручья у деревянного моста ниже по течению от дома. Затем я снова вернулся к водопаду с фотоаппаратом. Когда я пересекал поле, то понял, что тех криков больше нет, что они прекратились ещё до того, как я установил сеть. И когда я снова выглянул с берега, там не было ни выдр, ни их детёнышей. Я прошел вниз по течению к сети, но они тут не проходили, так как по обоим берегам ручья был мягкий песок, и, если бы они обошли сеть по берегу, там бы остались их следы. И как же это я, дурак, подумал, что мне удастся перехитрить Манди, которая так часто в прошлом убедительно доказывала, что может разгадать любую загадку, какую бы я ни выдумал? Она, должно быть, сразу увидела меня, и каким-то образом сумела в первую же минуту после моего ухода увести щенков и своего глупого супруга вверх через водопад в недоступное ущелье выше по течению. Манди, имея большой опыт общения с людьми, была свободной, и была преисполнена решимости оставаться свободной как сама, так и её щенки. И все же два с половиной года спустя, весной 1967 года она приковыляла в Камуссфеарну, вошла на кухню с лапой, перебитой вкапкане, и оставалась в доме до тех пор, пока лапа не зажила, а она в это время была снова на сносях. В беде она доверяла нам, это наивысшийкомплимент, который дикое животное может воздать человеку, который некогда был для него захватчиком.