Лети к своим собратьям, ворон - [10]

Когда поутру мы отплыли, тревоги, заботы, стресс и душевные волнения моей жизни дома, казалось, сошли с меня как ставшая ненужной змеиная кожа. Здесь, при свежем ветерке с севера, рябившем море до оттенка темной ляпис-лазури, и ярких миниатюрных радугах, вздымавшихся от белых волн, рассекаемых носом нашей яхты, при солнышке ещё не слишком жгучем для голого тела и досках палубы , ещё не обжигающих босые ноги, я чувствовал себя свободным и вдохновлённым, как обычно ощущал себя в Камусфеарне. Я думал, что, пожалуй, секрет сохранения своего видения состоит в том, чтобы всегда кочевать, никогда не оставаться на одном месте достаточно долго, чтобы зрение не затуманивалось мертвенным пологом, нарастающим бельмом, состоящим из тревог о прошлых ошибках и их последствиях в настоящем. Я чувствовал солёные брызги у себя на лице и был счастлив.

Думаю, что при смерти Одиссей забывает, Кто была Калипсо, а кто Пенелопа, И помнит лишь ветер, дующий с Мимаса, И как бесконечно щипало у него глаза от соли, И Аргуса, счастливо прыгающего щенка, И своего старого отца, окучивающего виноградную лозу.

По правому борту у нас башней высился бледный утёс горы Кандели, подымаясь на целый километр из морских глубин, пара орлов кружила крутыми дугами в голубой тверди небес над нами. У подножья был тихий заливчик, где вода была изумрудно зелёной на фоне дикорастущих розовых олеандров. Я сказал брату:

- Боже, какой ты счастливый, что живёшь здесь!

- Ты полагаешь? - помедлив, ответил он. - Не знаю, почему. Ты ведь тоже живёшь у моря, у тебя есть лодка и доход, полагаю, больше, чем когда-либо был у меня.

Здесь тоже есть свои заботы и тревоги, и только потому, что ты здесь гость и не несёшь никакой ответственности, ты чувствуешь себя таким образом. Пожалуй, и я также почувствовал бы себя в Камусфеарне, если бы только не климат.

Мне нечего было ответить, потому что он изложил словами те мысли, которые только что промелькнули у меня. И тогда я спросил:

- А как здесь с почтой? Регулярно ли и четко вы получаете корреспонденцию?

Он ответил:

- Ни так, ни эдак. Если ты приехал сюда на полмесяца, то вряд ли получишь хоть одно письмо, как бы много тебе ни писали.

А я добавил: "И слава Богу!"

После обеда мы сели в надувную резиновую гоночную лодочку под названием "Гришкин" и отправились на вёслах в тихий заливчик, который я заприметил у подножья горы Кандели. Мы высадились там на горяченном галечном пляже под гигантской скалой, и я отправился поплавать с аквалангом. Без него я не могу даже держаться на воде, так что это не только моё любимое водное удовольствие, но и единственное, которым я увлекаюсь довольно редко, так как это по существу праздное времяпровождение, а море у Камусфеарны никогда не бывает настолько тёплым, чтобы можно было поплавать ради удовольствия.

Я медленно плыл, как всегда очарованный стаями ярких разноцветных рыб, колышащимися водорослями, изобилием морской природы, проплывающей перед чистым незамутнённым стеклом маски. Я доплыл до края шельфа, морского дна глубиной не более трёх метров, и заглянул в громадный сумрачный мир, где кончался шельф и дно уходило на неизвестную глубину. Там внизу шевелились какие-то тени, которые были слишком неясными, но мне показалось, что это тунец. Я развернулся к берегу; акваланг может отказать как на глубине сто метров, так и на глубине в один метр.

Ведь даже отличные пловцы рассказывали, что испытывали такой же безотчётный страх, когда смотрели вдруг в сумеречные тайны морской пучины.

Когда я выплыл назад на мелководье, то увидел блестящий перламутровый диск раковины морского ангела, раскрытой и пустой, лежавшей между черными позвоночниками морских ежей на камне. Я попытался было нырнуть за ней, как с моей левой ногой случилось то же самое, что было в аэропорту, но на этот раз всё произошло гораздо быстрее. Не прошло и минуты, как наступила сильная боль. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы достать раковину морского ангела, затем я как можно скорее направился к берегу. Я выбрался на гладкий камень и снял акваланг. Сел и внимательно осмотрел ногу. Я рассматривал её и тыкал в ногу пальцем, но сначала ничего не понял. Она ничем не отличалась от другой ноги, за исключением следа от длинной ссадины на изгибе подошвы. Я вспомнил, что, когда вернулся в Камусфеарну после аварии с "Лэндровером", носок у меня почти весь пропитался кровью. Был также и синяк, но он вскоре прошёл. И вот тут-то я впервые соотнёс происходящее с тем, что нога у меня застряла в педалях. Нечто зловещее и невидимое, должно быть, происходило под следами этой ссадины. Камень был настолько горяч, что мне пришлось переступить, и я сразу же почувствовал, что боль прошла.

Я достаточно разбираюсь в медицине, чтобы понять связь. Из той смехотворной аварии я не вышел цел и невредим, подача крови к ноге была нарушена, тепло даёт временное облегчение, но сама нога находится в начальных стадиях отмирания. Без поступления крови она не сможет жить.

Если бы даже тогда я предпринял какие-то меры, положение уже вышло из-под контроля. Я, возможно, был прав в том, что на время своего короткого отпуска хотел забыть о том, что со мной случилось нечто ужасное с далеко идущими последствиями. Я пошёл назад к своей лодочке с раковиной ангела, уверяя себя, что это временное нарушение, которое восстановится само собой. Я не мог заставить себя поверить, что в действительности могу стать калекой. Я так привык к большим физическим нагрузкам и полному владению мускулатурой и конечностями как к необходимому условию своего существования, что и мысли допустить не мог о том, что возможны какие-либо изменения, кроме как в чисто абстрактном плане.