Лететь выше всех - [22]

– Ну и ну! – удивилась Фрина. – Ты что, правду не уважаешь?

– Займись ты юриспруденцией, знала бы, что правда очень ненадежная вещь. «Что есть истина?» – вопрошал Пилат. Небось тоже был адвокатом. Хорошо, я приду завтра утром в суд и попрошу выпустить твоего клиента под залог, а там посмотрим, что сможет возразить полиция. Все зависит от того, кто будет вести слушание и кто представит дело.

– Я думаю, представлять дело будет детективинспектор Бентон.

Джиллиан застонала и сделала пометку в записях.

– Мне бы следовало запросить двойной гонорар, раз придется иметь дело с этим типом. Полагаю, у него уже есть своя версия?

– Да. Он считает, что Билл обманом заманил отца на теннисный корт и там стукнул по башке булыжником, заранее припасенным для этого случая.

– Тогда он будет на этом настаивать, и его нипочем не свернешь. Мне уже приходилось с ним тягаться. В жизни не встречала никого упрямее, – сказала Джиллиан и потерла руки, словно предвкушая новую схватку. – Ну что ж, старина Бентон так старина Бентон. Забавное выйдет дельце. Ты и впрямь меня нанимаешь? Семья тебе это доверила?

– Да. Мы тебя подрядили, и тебе теперь не отвертеться. Приступай к делу, Бог тебе в помощь. А теперь мне надо повидаться с одним скульптором. У мисс Макнотон есть две тысячи фунтов наличными, считаешь, этого будет достаточно?

– Полагаю, что да. Возможно, нам придется обратиться в верховный суд, если магистрат заупрямится. Выдержит это их банковский счет?

– Выдержит. Ну, мне пора, Джилли. Увидимся завтра в десять.

– Я приду, – заверила Джилли. – И вскоре ты получишь этого Билли.

Фрина вскочила в такси и отправилась в мастерскую Паоло Рагуцци.

Глава шестая

Я могу противостоять всему, кроме соблазна.

Оскар Уайлд «Веер леди Уиндермир»[15]

Мастерская Паоло Рагуцци находилась на четвертом этаже старого доходного дома на унылой окраине Принцес-стрит. Фрина медленно поднялась по лестнице, поскольку лифт не работал, и постучала в тонкую деревянную дверь. Внутри граммофон играл какую-то громкую, кажется, оперную мелодию. Фрина постучала снова.

Дверь распахнула девушка в пальто и шляпке.

– Замечательно, дорогуша, ты как раз вовремя. Он там работает над своей глыбой. Я предупредила его, что должна уйти рано, но он ничего не замечает, кроме своей нимфы. Удачи – и не обращай ни на что внимания. Он не так и плох, только уж больно громкоголосый. – Сказав это, девушка сбежала вниз по ступенькам, а Фрину встретил взрыв, насколько она сумела разобрать, итальянских ругательств.

Они долетали из-за бисерной занавески:

– Avanti! Vieni, vieni qua, signorina![16] Мне что, тебя всю ночь дожидаться? И не впускай холод. Проходи же! Я не кусаюсь, как уже сказала тебе Мэри на прощание.

Это прозвучало обнадеживающе, и голос показался приятным, так что Фрина раздвинула бисерные нити и вошла.

Мастерская оказалась просторной светлой комнатой, зимнее солнце проникало в нее сквозь застекленный потолок. В одном конце было обиталище хозяина, весьма аккуратно прибранное, в другом стояла кровать и подиум для модели, накрытый ветхой бархатной тряпкой любимого Фриной зеленоватого оттенка. По комнате плыл аромат тостов с маслом. Скульптор, облаченный в очень старую рубаху и фланелевые штаны, подбирал последние крошки. Он был не намного выше Фрины, в ясных карих глазах таилась улыбка. В остальном он был в точности похож на свой портрет.

– Я… – начала было Фрина, но скульптор махнул чайной чашкой.

– Рад видеть вас, синьорина. У вас как раз такое тело, как мне нужно. Одежду можно сложить вон там, позовите меня, когда будете готовы.

Это становилось забавным. Ее приняли за натурщицу. Паоло уже скрылся за ширмой. Фрина частенько позировала художникам в те времена, когда жила в бедных кварталах Парижа. Она сняла пальто и ботинки, повесила остальную одежду на крюк, который был вбит словно специально. Заняв место на подиуме, она крикнула:

– Готово!

Паоло, успевший к этому времени допить чай, появился и стянул тряпицу с небольшой глиняной модели. Это была нимфа в объятиях сатира, волосы ее были распущены, она явно испытывала блаженство. Изящные ноги обвивали волосатые бедра, нимфа отклонилась назад, упав на поддерживавшие ее руки. Хотя детали гениталий были умело скрыты рукой и бедром, было ясно, что тела только что соединились. Сатир пригнулся к земле, и вся композиция опиралась на его заканчивавшиеся копытами ноги и длинные ноги нимфы, пальцы которых едва касались земли.

Технически это была очень сложная работа, построенная на тщательно выверенном равновесии. Но помимо этого она лучилась невинным эротизмом и добрым юмором.

– Она замечательная, – заметила Фрина.

Скульптор покосился на нее в изумлении, словно это заговорил его справочник по анатомии.

– Спасибо, но изгиб этой руки неверен. Не могли бы вы отклониться чуть больше, синьорина, а запястье выгните вниз… Нет, так не годится. Вам надо что-то обнимать.

Паоло оставил глину и поднырнул к Фрине, чтобы исправить положение ее рук.

– Видите, она слилась с ним… вот так, немного подвиньте ногу… его руки удерживают ее вес… вот так.

Рот Фрины оказался рядом с губами художника, она ощутила силу его рук. И немного расслабилась, но он встряхнул ее.