Летчицы. Люди в погонах - [29]

Но Аня уже скрылась в лесу.

– Вот безумная! – проговорил кто-то.

– Тогда и я с ней… – Кедров выбрался из канавы, бросился вслед. Догнав Аню, схватил за руку. – За деревья, за деревья прячься! Убьют же!

Перебегая от дерева к дереву, они двинулись навстречу фашистам. Ночная темнота укрывала их. Изредка немцы пускали ракеты, лес освещался, словно огромной вспышкой молнии, и серые тени метались из стороны в сторону.

Немцы вели огонь на ходу, их голоса слышались совсем рядом.

Кедров и Аня присели за кустами. Немцы приближались. Тогда Аня встала, швырнула гранату, потом вторую…

Раздались взрывы, стрельба прекратилась.

Кедров и Аня бросились вперед. Важно было врага задержать, не допустить к раненым, к самолету.

Наткнувшись на убитого, Кедров нагнулся, хотел вытащить у него из кармана документы, забрать оружие, но в этот момент на него сверху насел тучный немец, свалил на землю.

Падая, Кедров каким-то чудом смог перевернуться на спину и ногами отбросить фашиста.

Вскочив на ноги, он кинулся к лежавшему немцу, ударил его автоматом по голове, и тот притих.

Неподалеку застрекотал автомат, раздались голоса немцев. Кедров швырнул в них гранату, а сам упал на землю.

Когда все стихло, он подполз к оглушенному фашисту, связал ему руки.

Встал, позвал Аню.

– Да у тебя кровь! – тревожно проговорил он, заметив на ее рукаве кровь.

– В руку угодили, сволочи… – процедила зло Аня. – Перевяжи…

Кедров быстро перевязал ей руку.

– Теперь порядок…

– Надо же, в правую… Хотя б уж в левую…

Кедров удивленно присвистнул:

– В левую? Она что, у тебя чужая?

– Чудак! Правой работать надо. Какой я теперь штурман без правой руки?

– Ничего, до свадьбы заживет.

Он поднял немца, и они пошли к землянке. Там уже была Ольга. Увидев на руке Ани повязку, встревожилась.

– Ты ранена?

– Так, пустяки… Чуть-чуть зацепило.

– Да как же так? – сокрушался Федоркович.

Зачерпнув кружкой из бачка воды, Кедров залпом выпил, восторженно проговорил:

– Она молодец. И стрелять умеет, и гранаты бросать. Нетрусливая.

Федоркович как-то жалостливо посмотрел на девушек, обеспокоенно сказал:

– Вот что, барышни, давайте в самолет, – и с богом. А то как бы и впрямь у нас не остались. Немцы на этом не успокоятся. Посветлеет – снова пойдут. Сил поболе соберут и пойдут.

– Да самолет не готов. С моторами что-то, – ответила Ольга. – Как бы и в самом деле у вас не застрять.

– Это уж совсем плохо… – заметил Федоркович. – И раненые улетать с вами отказываются. Так что в другой раз их отправим, если такая нужда появится.

– Жаль, – сказала Ольга, вставая. – Ну, спасибо за хлеб, соль.

Федоркович грустно усмехнулся:

– У нас так: в одной руке – хлеб, в другой – автомат. – И повернулся к Кедрову. – Кедрач, проводи летчиц.

Кедров нерешительно посмотрел на девушек.

– Может, до завтра?

– Вот придумал! – оборвал его Федоркович.

– А что?

– Иди, иди…

Кедров что-то вспомнил, сказал: «Один момент», и побежал в землянку. Вскоре принес оттуда банки с огурцами и грибами.

– Возьмите хоть это. Маслята, огурчики…

– Вот за это спасибо, – блеснула глазами Аня. – Ценный подарок.

– А может его, – кивнул Кедров на пленного, – тоже туда, с ними? Пусть там допросят.

Федоркович отмахнулся.

– Птица невелика.

– И то верно, – согласился Кедров.

Осмотрев руку Ани, Ольга обратилась к Кедрову:

– У вас бинт, йод есть?

– Найдутся…

Проходя мимо солдата, он зло пнул его сапогом, замахнулся автоматом.

– Не надо, Иван… – остановил его Федоркович. – Мы, чай, не звери. Убивать пленных – это не по-нашему.

– Да он, гад, – взорвался Кедров, – чуть меня не прикончил!

– Ежели в бою, то бей, коли, дави… А после боя, да еще пленного, трогать не моги, – сказал старик сдержанно.

– Это война! – продолжал негодовать Кедров. – Или, ты думаешь, они стали бы со мной цацкаться, угоди я к ним в плен? Дудки! Давно бы прикончили…

– Ладно, ладно, охолонься… Не до тебя тут, – сказал Федоркович и хотел было спуститься в землянку, да передумал, подошел к немцу, вытащил у него изо рта кляп. – Как звать-то тебя?

Немец молчал, лишь злобно водил маленькими круглыш глазами.

– Видишь, как он зенками крутит? – раздраженно заметил Кадров. – Дай ему автомат – вмиг всех нас прикончит. А мы гуманизм тут разводим.

Ворча и ругаясь, Кедров ушел в землянку.

Федоркович промолчал, ничего ему не ответил, только достал кисет, стал неторопливо крутить цигарку.

– Имя твое как? – обратился он снова к пленному. – Имя как, ферштеен?

Немец нервно передернул плечами, резко бросил:

– Адольф!

– Ух ты! – удивленно воскликнул Федоркович. – Даже Адольф. В честь фюрера небось?

– У нас Адольфы, у вас – Иваны, – сухо проговорил тот на ломаном русском языке.

– Это верно, – затянулся дымом цигарки Федоркович. – У нас Иваны, у вас Адольфы. Только ведь на Иванах земля держится, а вы на своих Адольфах одну Германию удержать не сумели. Летит в тартарары.

Немец оживленно поднял рыжие брови:

– Как это… тар-тарары?

– К едрене фене, значит, – спокойно, рассудительно объяснял Федоркович. – Опять неясно? Капут, по-вашему говоря.

– Нихт капут! Россия капут! – выкрикивал пленный, то и дело вскакивая с лавки.

– Россия капут? А это видал? – Федоркович показал ему дулю. – Хотели блицкриг? А вышло блиц-пшик!