Летчицы. Люди в погонах - [23]

Они сели. Вера сняла сапог, задрала штанину комбинезона. Чуть выше колена виднелась рана. Кровь алая, густая, растекалась по ноге. Надя взяла у нее планшет, отстегнула кожаный ремень, сняла с себя нижнюю рубашку, порвала на куски. Затем обмотала тряпкой ногу, перетянула ремнем, забинтовала рану. Кровотечение остановилось.

– Ну вот, все в порядке, – спокойно проговорила она. – Теперь давай сориентируемся, куда держать путь. – Достала из планшета карту, стала уточнять место. – Вот район, который мы фотографировали, – водила она пальцем по карте, – а вот лес. Мы сели на его западной окраине. Значит, находимся примерно здесь. Верно?

– Должно быть так… – согласилась Вера. Она потеряла много крови, лицо ее побледнело.

Сориентировав компас и определив «север – юг», Надя указала рукой:

– Нам туда – на восток.

Лес был густой. Сосны свечой тянулись к небу и, раскачиваемые ветром, уныло шумели.

Вначале они шли быстро, но через полчаса Вера стала отставать.

Надя сочувственно спросила:

– Трудно?

– Ничего… Как-нибудь…

Лицо Веры было потным, дышала она тяжело и часто.

– Давай отдохнем? – предложила Надя.

– Нет, нет… – запротестовала Вера. – Пойдем. Я еще могу…

А часа через два, выбившись окончательно из сил, устало произнесла:

– Не могу больше… – и пластом растянулась на траве. Ноги гудели и ныли, тело было свинцово-тяжелым.

«Надо же было угодить в ногу… Уж лучше бы в руку… На руках не ходить. А теперь вот шкандыляй, мучайся…» – тревожилась она.

Надя немного полежала, потом встала, обошла поляну и вдруг радостно закричала:

– Вера! Ежевика! Да много так!.. Пробирайся ко мне! С момента их вылета прошло уже немало времени, они проголодались и чувствовали тупую ноющую боль в желудке. Бортпаек впопыхах забыли в самолете, с собой, кроме пистолетов и ножей, ничего не было.

Вера с трудом поднялась, заковыляла к Наде. Дымчато-сизые ягоды гроздьями висели на кустах. Они обрывали ежевику, жадно бросали ее в рот. Прошло, наверное, с полчаса, пока они утолили немного голод. Губы и руки от ягод стали черными, будто вымазали их сажей.

На пути им попался ручей. Вода была не особенно чистой, ручеек оказался мелким, заросшим, но они все же напились, утолив жажду.

Солнце клонилось к закату, кое-где перекликались птицы, деловито долбили кору дятлы, в вечернем лесу веяло сыростью и гарью. И вдруг Надя отчетливо услышала гул машин. Остановились, прислушались.

Да, они не ошиблись: это был гул грузовых машин. Гул нарастал, приближался.

Спрятавшись в густом молодом ельнике, они затаились. В ста метрах проскочила одна машина, за ней – другая.

– Там, наверное, дорога, – шепотом сказала Надя. – Переходить ее опасно, можно нарваться на немцев или полицаев.

– Что же делать? – вскинула усталые глаза Вера.

– Придется ждать темноты. Все равно мы устали, пора отдохнуть.

Вера тут же тяжело опустилась на траву, Надя села рядом.

– Если это дорога, значит, где-то поблизости село или город, – высказала предположение Вера.

– Верно. Только нам с тобой от этого не легче. Нам лучше держаться от сел и деревень подальше.

– А что будем есть, пить?

– Лес прокормит… – Надя достала из кобуры пистолет, вытащила из него обойму, осмотрела ее, снова вставила на место, словно убеждалась, есть ли там патроны. Вера тоже вытащила пистолет, он был совсем еще новенький, она получила его взамен старого накануне вылета.

Покрутила его в руках, довольная, сказала:

– Новенький. Перед вылетом получила… – и засунула пистолет в кобуру.

– Пистолеты есть, патроны есть, ежевика есть… Теперь нам и сам черт не страшен, – весело проговорила Надя.

– Черт-то нам не страшен, с ним бы мы справились, а вот если немцев встретим, тогда нам хана…

– В лес ходить они боятся, напуганы партизанами. Так что спасение наше только в лесу.

Они замолчали, лениво жевали ежевику.

В лесу сгущались сумерки, отчетливее слышались шорохи, крики птиц. Неожиданно поблизости раздался треск ломаемого кустарника.

Они насторожились, замерли. Надя потихонечку отстегнула кнопку кобуры, вытащила пистолет. К кобуре потянулась и рука Веры.

Треск кустов усиливался, приближался. Он был настолько звучным, что казалось, будто через ельник пробирается по крайней мере взвод солдат или танк.

«Если немцы, наши дела плохи, – обожгла Надю тревожная мысль, но она тут же стала утешать себя: – Может, не заметят, пройдут мимо?» – и предупредила Веру:

– Без команды не стреляй.

Летая на бомбежку, воздушную разведку, Надя не испытывала такого страха, как сейчас. Находясь в самолете, она знала, что надо делать в воздухе. Полет захватывал ее, вызывал боевое возбуждение, все она делала уверенно, четко, смело, чувство опасности как-то не касалось ее сознания. Даже сегодня, когда истребители подожгли моторы, Надя управляла самолетом спокойно, не испытывала растерянности, смятения, думая лишь об одном: как благополучно посадить горящую машину и спасти экипаж. Если бы даже ее смертельно ранило в воздухе, она знала, что самолет не бросит, прикажет членам экипажа покинуть борт машины, а сама направит ПЕ-2 на врага. Это для нее давно решенный вопрос, и по-другому поступать она себе не мыслила. Но, оказавшись в этом лесу, в тылу врага, Надя вдруг почувствовала себя беспомощной, беззащитной, и ее охватил страх. Может быть, это был и не страх, по натуре она была женщиной смелой, мужественной, а, скорее всего, – минутная растерянность. Растерянность от того, что она до этого в лесу не бывала и не представляла, как вести себя в нем. Огромный лес оглушил ее, подавил своей масштабностью, неизвестностью.