Лестница в небо, или Записки провинциалки - [12]

В тот вечер Дэвид был босиком, в накинутой прямо на голое тело холщовой хламиде и поразительно напоминал вылезшего из бочки Диогена — ткань вздыбилась на выступающем животе, открывая ниже колен худые волосатые ноги. Общество даже не моргнуло и глазом. Меня же более всего беспокоило то, что не приходилось рассчитывать на скорый приём пищи. (Я, как всегда, была голодна). На кухне в огромной кастрюле варилась какая-то похлёбка из овощей и неочищенных креветок, которую переодически помешивал длиннющим черпаком Дэвид, держа в другой руке стакан с виски. Изысканная публика с нетерпением ждала прихода какой-то парочки, которая должна была принести макароны. Мне было стыдно, что в доме нет макарон и что гостям не предложены никакие закуски. Потом я резонно рассудила — почему это стыдно мне, а не хозяину? Наверняка тут у них свои правила, и мне нужно забыть о русском гостеприимстве, тем более что я здесь такая же гостья.

Пока готовилось блюдо, гости, как неприкаянные, бесцельно слонялись по белой гостиной, кучкуясь в различных вариациях. Каждый таскал с собой бокал с вином или коктейлем, многие были уже явно пьяны. Я держалась за свой бокал, как утопающий за соломинку, создавая видимость занятости. Мой упрямо не желающий совершенствоваться английский позволял поддерживать беседу на уровне чукчи, попавшего на симпозиум. Но это незнание языка обострило другие органы восприятия, и, как в немом кино, я легко угадывала истинные настроения и отношения друг к другу. Да, обществу было решительно не о чем говорить, и все откровенно скучали!

Прошёл томительный час. Макароны ещё не принесли. Наконец появившихся спасателей встретили радостным воем. Я укрылась на кухне, радуясь тому, что нашла себе занятие. Дэвид давно уже приготовил варево, и хохот его доносился из сада — стеклянная дверь была отодвинута, и часть гостей переместилась на воздух. Я вскрыла все четыре картонные коробки, наполненные разноцветными макаронами в виде крючков, ракушек и шестерёнок, и очень долго ждала, когда же закипит вода. Наконец всё было готово. Взявшая на себя роль хозяйки, я, как когда-то в пионерском лагере, накладывала в тарелки стоящим в очереди оживившимся леди и джентельменам макароны и поливала их соусом с креветками, издающим острый, пряный запах. Проголодавшиеся дамы и господа удивительно быстро расправились со своими порциями. Десерта в доме, как обычно, не было. Но кто-то, очевидно, хорошо знакомый со скупостью хозяина, предусмотрительно захватил с собой коробку с пирожными. Я подала кофе.

Дэвид в этой суете не принимал никакого участия. Он был смертельно пьян. Шатаясь, он слонялся между столиками и креслами, проливая на пузо из наклонённого бокала кроваво-красный коктейль. За пять минут гости разделались с десертом и с видимым облегчением стали прощаться.

Толпа схлынула, и дом показался неестественно большим и тихим. Дэвид стоял, прислонившись к стене, и непрерывно икал. Его наряд был щедро расцвечен пятнами от пролитого соуса и напитков, к животу прилипла макаронная шестерёнка. Я собралась уже ускользнуть в свою светёлку, но не успела. Всегда корректный и джентльменистый, Дэвид танком пёр на меня. Он расставил руки и, ежесекундно громко рыгая, пытался заключить меня в свои пьяные объятия. Я молча пятилась задом, выставив впереди себя подвернувшийся под руку стул. Мы оба хрипло дышали.

Дэвид — от выпитого и от ярости, я — от страха и напряжения. Это была не погоня, а поединок. Маски приличия сорваны и выплеснулись долго скрываемые эмоции. Дэвиду нужно было наказать тихую своевольную упрямицу, не принимавшую правил игры. Я же ошалела от страха, понимая, что хозяин дома совершенно бесконтролен и взывать к его разуму или порядочности бесполезно. Всегда одетый с иголочки, элегантный и не лишённый обаяния, сейчас он был отвратителен в этой измазанной хламиде, с пьяными бессмысленными глазами. Передо мной уже проносились уродливые сцены насилия с борьбой не на жизнь, а на смерть, с возможным кровавым финалом. Я была готова защищаться до последнего — эта гора мяса со злобным взором, с прилипшими к пузу кровавыми макаронинами вызывала безумный страх и отвращение. Отступая, я резко выставила впереди себя стул, Дэвид наткнулся на него и со страшным грохотом обрушился на пол.

Глядя на неподвижно распростёртое тело, я заскулила от тошного страха, но в ту же минуту в мозгу пронеслось ироничное:

— Ну вот, всё, как в детективе — кровь, труп, полиция, тюрьма.

Но судьба написала для меня иной сценарий, в котором трагедия сменяется фарсом. Когда я, опустившись на колени и замирая от ужаса, исследовала бездыханную тушу, то не обнаружила ни крови, ни закатившихся глаз. Дэвид глубоко и тяжело спал.

Глава 3 Привет, таракан!

Всё, хватит, нагостилась. На меня напало странное лихорадочное возбуждение. Помчавшись в свою комнату, я стала швырять вещи в сумку, не думая ни о том, куда пойду, как выживу в чужой стране, без денег и языка, ни о том, что лучше бы не глупить. Дэвид проспится, и мне надо постараться привыкнуть, приспособиться, выйти за него замуж и узаконить своё пребывание в этом стеклянном доме-аквариуме. Нет! Хватит. Вон отсюда!