Лестница в небо - [5]

— Это хорошо. Значит, слушай и запоминай: счета в Германском и Русском — твои. Считай, это мой подарок тебе, раз ничем другим в жизни не помог.

— Митяй! — Обнимаю брата. — Митяй, мне бы так и так в жизни самому пробиваться пришлось бы. Не бери в голову! За деньги спасибо, конечно, но ты ведь знаешь, что твой дед мне как родной был. И ты мне брат, что бы там ни говорили. И знай, что на меня рассчитывать всегда можешь: чем смогу — помогу. Кто теперь знает, от чего дед меня прятал?..

— Спасибо, Горыныч. Я все боялся, что ты обидишься. А от чего прятал — не знаю. Может, вообще просто мать пожалел? Я ж сам об этом узнал, только когда он умирать собрался.

— Пожалел… Сам-то в это веришь?

— Не знаю, у него же теперь не спросишь.

Есть мне у кого спросить, но это вопрос не сегодняшнего дня. А сегодня ждет меня еще один серьезный разговор. Как бы выдержать его только…

Милославский приехал поздно, уставший. Опять постоянно тер переносицу, но беседу откладывать не стал.

— Ну что, зайка-побегайка, наговорился с братом?

— Наговорился, спасибо. Я могу теперь домой ехать?

— Домой… Хороший вопрос. Дмитрий сказал, что я над ним опеку оформил?

— Сказал. Только я тут при чем? У меня живая-здоровая мать имеется.

— У тебя… Знаешь, стало быть, что вы в роду — приемыши. Только я, как опекун вашего рода, власти над твоей жизнью все равно поболее имею. И власть эта нашим императором подтверждена; или ты и с императорской властью поспорить собираешься? — Ого, сразу с тяжелой артиллерии наступление начал…

— Согласен: с императором не поспоришь. И что же от меня опекуну требуется?

— Не ерничай. Сейчас ты мне как на духу расскажешь, чем два года занимался. И не дай бог где-то соврать… И если ничего за тобой не числится — поедешь в закрытую академию учиться. Аттестат у тебя есть, в школе тебе теперь делать нечего. Как раз с Дмитрием поступишь.

Переглядываюсь с Митькой.

— А ничего, что я не хочу в эту академию ехать? И в ПГБ служить не собираюсь?

Милославский давит на меня тяжелым взглядом:

— А ты собирался всю жизнь бусины в мастерской заряжать? Или наемничать? Вот бы Елизар Андреевич-то порадовался!

Митька с интересом смотрит на меня. Хоть и был в нашем распоряжении почти целый день, но мы больше про его жизнь говорили, да я мать расспрашивал, как она устроилась. Про свои приключения только смешные эпизоды старался рассказывать, чтоб никого не волновать.

— Чем плохи мои занятия? — Я искренне возмутился.

— Тем, что ими ты и у меня заниматься сможешь! — сказал как отрубил. — И пользу государству и роду приносить станешь, и под присмотром.

— А если я на врача, как мать, собирался выучиться? Что, у нас в империи море целителей стало? — нарочно уточняю у опекуна, хотя давно уже для себя все решил.

— В академии и это преподают. Там еще много направлений имеется, найдется из чего выбрать. А с матерью твоей я поговорю. Только думается мне, возражать она не станет.

Что ж, позиция Милославского мне ясна. И все, как обычно, для моего же блага.

— Тихон Сергеевич, зачем я вам? Ну посадите вы меня на поводок — что я от этого сговорчивей стану? Я никогда не хотел в ПГБ служить, и сейчас не хочу.

— А ты не думал, что в твою дурную голову столько секретов понапихано, и это еще наверняка не все?

Мы с Митькой опять переглянулись.

— Да-да, не считайте меня дураком старым! Что я, не понимаю, что ли, что вы мне не все выложили? И нечего тут переглядываться! Я еще из ума не выжил и не скоро выживу! — После вспышки гнева Милославский какое-то время молчит, а потом устало продолжает: — Да и просто по-человечески пойми меня — я за тебя теперь отвечаю. Только нет у меня времени тобой заниматься. Вот выучишься — сможешь сам тогда своей жизнью распоряжаться, а пока мои требования исполнять будь любезен!

Красивая заманушка. Только вот про то, что на первом же курсе все присягу дать обязаны, — ни слова. Или думает, что в закрытом заведении меня обтешут? Или действительно считает, что там мне лучше будет? Жаль, мысли читать не умею.

— Не пойду я в закрытую академию, Тихон Сергеевич… — тихо, но твердо возражаю.

— И почему же?! — Милославский аж багровеет.

— «Сим указом от 10 июля сего года за способствование процветанию Российской Империи дворянского недоросля Васильева Егора Николаевича перевести в полное дворянское звание с правом основать свой род, дабы воспитать потомков его, к славе и процветанию Государства Российского…» — и далее по тексту; ничего не перепутал?

Слов у Тихона Сергеевича нет. Какое-то время он сидит, лишь открывая и закрывая рот, как рыба, но быстро справляется с собой и отмирает:

— Антон!!! — Ого, вот это рев!

В кабинет влетает помощник Милославского, на ходу готовя какое-то плетение из области жизни.

— Антон, дозвонись в канцелярию, — уже почти спокойно отдает приказ мужчина, — кого хочешь подними, но выясни, кому за последние несколько дней родовые указы подписывали! И есть ли среди них дворянский недоросль Васильев Егор?

— Так ведь вечер уже?..

— Антон!!!

— Понял! — Подчиненный скрывается из кабинета, оставляя нас наедине с разгневанным Милославским.

— Так вот зачем ты в канцелярию губернатора понесся! Ай да молодец! Ай да сукин сын! — И внезапно Тихон Сергеевич начинает хохотать.