Лестница на шкаф - [14]
— Так на чем бишь мы остановились… Ага, вот… Как Василий Ново-Блаженный мимолетно писал-то: «Сладенький жидок. Жидки вообще сладенькие. Они вас облизывают. И вам так приятно быть под их теплым, мягким, влажным языком. Вы нежитесь. И не замечаете, что поедание вас уже началось».
Директор зажмурил глаза и восхищенно помотал головой:
— Вы только вслушайтесь, почувствуйте фразу! «Жидки сладки». Какая внутренняя музыка, эвон какие глубины! «Поедание началось». А все мы знаем новину, как Андрюша из младшего класса вот так пошел гулять — и поминай как звали! Схавала, конечно, снагилила, говоря по-ихнему, в сугробьях банда этих человекообразных зверей в белых маскхалатах!.. Съели его, мамочку, жиды. Ритуальное это у них…
Директор провозвестником Грядущего Хахама горестно поднял палец:
— И ведь никуда от этого малого народца не скрыться! Куда ни плюнь — все скиты скуплены, все светлые обители обгажены, все святые иконы — в Абрамленье! Блины-съедены! Ох, недаром наш народ-терпигорец отразил пархато-пейсатое иго в безысходно-печальной поговорке: «На дворе вьюга, а на Москве евреюга»… Кстати, Илья Борисович, вы почему в грязных валенках сюда вперлись? Где ваш мешочек со сменной обувью? Немедленно переобуться! Ах, не-ету? Тогда, милости просим, в одних носках у нас походите! Надеюсь, они у вас не слишком рваные и пахучие!
Учительские тетки одобрительно зашумели:
— Сымай, — кивали они. — Разболокайся, паря!..
— Ходють, топчуть, грязищу разносять!
— Без второй обуви! Лба не перекрестят!
— А клубни русские едять…
Дверь в учительскую приоткрылась, и заглянул Евпатий.
— Иван Лукич, — позвал он робко, — можно вас на минуточку, тут у нас вот…
Директор, по-отечески сурово насупившись, прошествовал в коридор, но дверь за ним неплотно закрылась, осталась щель, а Илья сидел рядом и невольно увидел происходящее. Видел он, как директор в коридоре слабой рукой стучал в грудь, пытался рвать на себе власы и все норовил пасть на колени, но его цепко держали с боков браты Волокитины, а Ратмир, вразумитель и каратель, укоризненно качал головой. Откуда-то снова возник Евпатий, не теряя дорогого времени, ловко накинул на голову директора мешок, придвинул ногой небольшую табуреточку…
Все было почти как в балаганчике на Семеновском плацу, знаете, под Рождество, очень забавно, и Илья с интересом смотрел. («Щас они ему язычок-то укоротят да по губам надают!»)
Но тут Ратмир нехотя что-то процедил и директора зачем-то все-таки отпустили, сняв мешок, обшмонав, быстренько дав целовать крест и слегка двинув под зад табуреткой.
Директор вернулся, пошатываясь, тяжело дыша, выкатив глаза, потешно разевая рот, аки подледный песец с бояном во чреве, мученически улыбаясь. Он втиснулся боком в учительскую, низенько поклонился Илье, стянув скуфейку (от директора остро пахнуло), и побрел потихоньку на свое место, задевая за скамейки, изъясняясь знаками, впав в ничтожество.
Внезапно Илья почувствовал на себе чей-то взгляд. Оказывается, сидевшая совсем рядом тетка размотала свой платок — русая волна плавно легла на плечо, освободилась от телогрейки, оставшись в обтягивающем черном платье с высоким горлом. Красивая молодая женщина, чуть улыбаясь, спокойно его рассматривала. Удивительно яркий синий взор…
— Василиса Игоревна, — представилась она, подавая руку.
Голос был приятный, рука тоже, и Илья с удовольствием поцеловал. Она широко раскрыла глаза с какой-то чудесной поволокой, медленно отняла руку.
— Ну как вам у нас? — спросила она тихо. — Нравится?
— Нравится, — совершенно искренне ответил Илья, подъезжая. — Вот прямо сейчас, с сей минуты… А вы, значит, тоже преподаете? И какой предмет?
— Я завуч. Расписание, методики… Кстати, открытый урок не хотите у нас провести? Ах, ха-ха, если только на западном холме, в Верхнем Городе? Боюсь, не поймут нас с вами! А вообще-то я историк.
Она чуть придвинулась к Илье, коснувшись его круглым гладким коленом.
— Вы уж не обращайте внимания на него, — Василиса кивнула на директора. — Дурачина он, русофиля простодырый… Дома там жена с нарушением опорно-двигательных функций, дочь с отставанием в развитии… Да и саму избу у них сейчас забирают под какой-то Дом Собраний, а жилье дают с земляным полом, где-то в таборе. Иван Лукич очень переживает.
— А у вас дома?
— А у меня… У меня все нормально, — она снова улыбнулась. — Мужик мой пьет, сынок курит. Цветок на окне посадила, думала — померзнет, а он расцвел…
Задребезжало телефонное устройство на стене. Илья схватил трубку.
— Горюново вызывали? — лениво спросил женский голос. — Ждите. Набираю.
Василиса Игоревна легко встала, прощально шепнула: «Пойду прясть свою пряжу» и направилась к двери.
— Мы еще увидимся? — поспешно спросил Илья, отрываясь от трубки.
— Обязательно, — улыбнулась она.
— Ау, ждущий! Никто не берет там, не подходит никто, — заявила трубка. — Может, таятся, а может, там и нет никого на проводе. Хотите, просто дам послушать.
«Ту-у-у, ту-у-у, ту-у-у», — пурга гудела в трубке. Илья сидел и слушал.
Тем временем дало о себе знать обильное пиршество. Желудок, привыкший к мирному перевариванью отварной шелухи и выковырянных из клубней глазков, буйно взбунтовался из-за внезапных излишеств.
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.