Лесные качели - [20]

— Большой срок!.. — невольно вырвалось у нее, но она тут же испуганно замолчала и схватилась за свою спасительную тряпку.

Егоров поспешил заверить ее, что он вовсе не сидел все это время, а летал. Что он по профессии летчик. Но она, кажется, не очень ему поверила. Как видно, сидевших людей она видела в жизни больше, чем летчиков, а он, Егоров, за этот тяжелый месяц вынужденного одиночества и вправду малость одичал. Он поглядел на себя в серое зеркало «мойдодыра» и остался весьма недоволен своей внешностью.

— Вы бы в баню сходили, что ли, — вздохнула женщина, — а я тут пока сама управлюсь.

Он согласился, быстро, по-военному собрал свое белье. Женщина дала ему подписать какие-то наряды, он расплатился с ней. На чай она не взяла, вздохнула и, застенчиво улыбаясь, предложила записать свой телефон и, если что понадобится, звонить прямо к ней на дом, и она всегда придет и поможет.

— Зовут меня просто Катя, — сказала она.

— Катя? — переспросил он. — Просто Катя?

— Да, Екатерина Антоновна, — женщина смутилась под его пристальным взглядом и даже испуганно отступила от него.

— Катя, — повторил он. — Мою жену тоже звали Катя.

— Тезка, значит, — она смущенно потупилась и заспешила обратно к недомытому окошку.

— У меня к вам еще одна просьба будет, — сказал он ей вдогонку.

Она тревожно поглядела на него. Она явно его побаивалась, и он замялся.

— Вопрос весьма деликатный, — начал он. — Сам я никак не могу решиться, но вы мне сразу… да нет, не подумайте ничего лишнего. У меня тут никого нет, и совершенно не к кому обратиться, но если вы не захотите, то не надо… — Он окончательно запутался и смущенно замолчал, его замешательство передалось женщине, и некоторое время неловкое тревожное молчание висело в воздухе.

Женщина водила тряпкой по стеклу. Он и сам был не рад, что коснулся вдруг этого больного вопроса, но теперь отступать было поздно, она еще бог знает что подумает.

— Понимаете, — снова начал он, — там за шкафом целая куча всяких вещей. Так вот, если вам не трудно, разберите их без меня. Что нужно, возьмите себе, а остальное выбросьте на помойку. Я вас очень прошу.

Женщина на окошке облегченно перевела дыхание и улыбнулась ему тихой застенчивой улыбкой.

— Конечно, конечно, — с готовностью согласилась она. — Вы не волнуйтесь, я все поняла. Все будет сделано, вы только не волнуйтесь.

Егоров и не заметил, что так разволновался, и только после ее слов обнаружил вдруг, что руки у него дрожат и сам он мечется по комнате.

Четверть века испытывал он пространство и скорость, а жизнь тем временем испытывала его самого. Какие еще испытания уготовила она ему под занавес? Что ждет его впереди? Жизнь… Ему показалось, он только что вернулся к нормальной человеческой жизни с ее обыденными потрясениями и радостями. Они ему были явно не по силам.

Вернувшись из бани, Егоров буквально не узнал свою комнату, такой порядок и даже уют сумела навести здесь за каких-то два-три часа эта милая женщина. На столе была постелена чуть пожелтевшая от времени белая скатерть, в центре ее лежали начищенные до блеска серебряные ложки, стояла знакомая серебряная сахарница и несколько чистых чашек, на блюдечке лежал свежий лимон и несколько дешевых конфет. Милая женщина, она не могла знать, что после бани он привык баловаться пивом, а к чаю вообще относился равнодушно. И все-таки, отдав должное ее заботе, он поставил на кухне чайник. Заварив новый чай, с удовольствием выпил его. Потом он лег спать и впервые спал на этом месте спокойно и без сновидений. Впервые тяжелый самолет не потрясал ночью его комнату.

Только под утро привиделась ему эта уютная женщина в качестве жены и хозяйки дома. Она понравилась Егорову во сне, и поутру он долго обдумывал этот сюжет. Похоже на то, что в новой жизни ему без женщины не обойтись. И может быть, сама судьба позаботилась о нем, подослав к нему эту домовитую, симпатичную тетку. С такой не пропадешь: накормит, обогреет, приласкает. Старость не за горами, пора обзаводиться семьей.

Старость. Егоров никогда не думал о ней. Он надеялся, что не доживет. Казалось бы, он делал в своей жизни все, чтобы избежать старости. Но судьба распорядилась иначе, и теперь он должен устраиваться в этой чуждой ему гражданской жизни, обзаводиться семьей и бытом. Должен стать благоразумным, трезвым обывателем, чтобы доживать свои дни в тишине и покое. Должен? А почему, собственно, должен? Неужели только для этого он остался жив? Нет, дудки, он не хочет готовиться к старости. Пусть себе приходит, пусть застает его врасплох. И он решительно выбросил эти досужие мысли из своей головы.

Неподалеку от дома он обнаружил одно питейное заведение, оборудованное блестящими автоматами, которые снабжают посетителей всеми видами портвейна. Опускаешь жетон в автомат, и тот отливает тебе стакан «портвейного вина», который ты уносишь в сторонку и выпиваешь в одиночестве, стоя возле высокого мраморного столика: стульев тут нет и курить запрещается. Сюда забегают после службы или по пути куда-либо. Есть здесь что-то унизительное по отношению и к вину, и к посетителям, какое-то казенное посягательство на основные, почти интимные человеческие удовольствия. Конечно, автоматы и гигиеничнее и надежнее, но пусть уж они торгуют кофе или газированной водой. Вино как-то несовместимо с ними. Вино все-таки предназначено для общения с друзьями, или с подругами, или с самим собой. Ну а пить вино на бегу — это уже алкоголизм, когда вино превращается в самоцель, и неважно где и неважно с кем, лишь бы выпить.